Мне до безумия интересно, что будет дальше. Как отреагирует на мою ложь Турчин? Расскажет ли правду Гера? Кому поверит мама? Но яркая картинка из прошлого медленно погружается в темноту, сменяясь невыносимым ощущением бесконечного падения, когда захватывает дух, а ужас проникает в каждую клеточку тела. Мне хочется закричать, заставить себя проснуться! Но всё, что я могу — это тихо повторять «лгунья» и продолжать лететь в никуда.
— Тая! — доносится сквозь темноту тихий, смутно знакомый голос.
— Тая!
Что-то тёплое касается моей щеки, ласковым жаром разливаясь по коже. Чувствую, что в своём падении я не одна.
— Тая!
Резко открываю глаза, но вокруг всё так же темно. Спросонья не сразу понимаю, где нахожусь, и не могу разглядеть виновника пробуждения.
— Я солгала, — с потоком воздуха шумно выдыхаю свои детские воспоминания.
Пытаюсь сесть, но тут же попадаю в капкан чужого тепла с терпким привкусом пачули. Сердце предчувствует неладное и начинает громыхать за рёбрами, оглушая своим стуком похлеще охранной сирены. И пока извилины в моей голове напряжённо соотносят факты, интуиция вопит в голос: это конец!
Кожу немыслимо покалывает от посторонних прикосновений, а образ парня перед глазами становится всё отчётливее, робкими контурами проступая сквозь темноту.
— Ты? — бормочу пересохшими губами и вся сжимаюсь от страха. — Как ты здесь оказался?
— Хм… — усмехается Гера и наклоняется ближе. Мочку уха обжигает его горячее дыхание, тогда как сама я почти не дышу. — Лучше скажи мне, Тая, — устало шепчет он, — какого дьявола ты забыла в моей постели?
Тихий голос Савицкого обманчиво спокоен, даже нежен, и это настораживает куда больше, чем его извечные приступы ненависти. Старательно игнорирую дрожь, парализующую тело, и честно признаюсь. Будь что будет!
— Я хотела вспомнить.
Гера снова смеётся, на сей раз приглушенно и немного грустно.
— Надо же, — произносит он, слегка отстранившись от меня. — А я, дурак, всё ищу способы забыть.
И снова к обволакивающей нас темноте присоединяется растерянное молчание. Гера отворачивается к окну. А я смотрю, как мягкий, едва уловимый свет далёких звёзд волшебным образом обрамляет силуэт парня, и не могу насмотреться. Бог наградил Савицкого идеальной внешностью и за что-то наказал переломанной судьбой.
Голова взрывается от количества моментально вспыхнувших в ней вопросов, но все мои размышления меркнут, стоит сознанию зацепиться за главное: Геру больше не трясёт! Совершенно! Мышцы его лица расслаблены, да и поза вполне адекватная. Что это? Очередной мой сон?
Вместо того чтобы ущипнуть себя и проснуться, я тянусь к Савицкому и, зажмурившись, касаюсь его расслабленной ладони — крепкой, тёплой, идеально сочетающейся по форме с моей.
Напряжение от невинного касания осязаемыми импульсами пробегает по телу Геры. Его волнение отзывается жгучим пощипыванием в кончиках моих пальцев. Но я не убираю руку — напротив, чуть крепче сжимаю каменную ладонь Савицкого и глупо улыбаюсь, понимая, что не сплю.
— Как это возможно? — произношу с придыханием, до конца не веря своим глазам.
— Темнота… — Голос Геры в отличие от него самого опасно подрагивает. — Оказывается, она всё-таки работает.
Уголки моих губ робко ползут вверх. Савицкий не видит, но я впервые улыбаюсь ему. Откровенно, не таясь, скольжу взглядом по его точёному профилю и понимаю, что уже не уйду. Не хочу. Не могу.