Ябеда (СИ)

Первое время отец регулярно отправлял меня в гости к матери. Поначалу я проводила в доме Вадима Мещерякова, моего отчима, целое лето и обязательно приезжала на Рождество, но с годами всё острее начинала ощущать свою ненужность в новой семье. Меня редко встречали с улыбкой, зато не скрывали её, когда отец забирал меня домой немногим раньше. Чувствовать себя обузой — то ещё удовольствие! Да и сам Мещеряков никогда не скрывал своей неприязни ко мне. Ему хватало Ники, капризной, немного жадной и со временем весьма избалованной, а ещё Геры — Георгия Савицкого, странного парня, жившего на чердаке и практически никогда не спускавшегося. Кем он приходился Мещерякову, я не знала, но в доме отчима парень появлялся, как и я, только на лето. Так было всегда. Наверно, поэтому странное положение вещей меня мало удивляло.

К тому моменту, когда я окончила пятый класс, моё время пребывания рядом с мамой и сестрой сократилось до недели, а потом и вовсе сошло на нет. Телефонные разговоры становились все короче, а поздравления с днём рождения казались вымученными и сухими.

Впрочем, это меня мало беспокоило. В нашем небольшом городке, где все друг друга знают и при встрече обязательно здороваются, жить было гораздо комфортнее, чем в окружении расчётливых и бездушных лиц, воротящих от тебя нос только потому, что твоя одежда недостаточно модная и стильная, а сам ты не разбираешься, чем айфон последней модели отличается от предыдущей. К слову, этого самого айфона у меня никогда и не было. Зато был любящий отец — неунывающий весельчак и лучший в городе сварщик, а ещё друзья: конопатый Женька из соседнего подъезда и Амели, умница-отличница с косой до пояса и несносным характером Халка. Мы познакомились в детском саду, когда Амели надела тарелку с манной кашей на голову Женьке, а тот свалил всё на меня. Надо сказать, с тех пор мало что изменилось. По мере взросления наши шалости становились только круче и непременно приводили в ужас директора школы. Уверена, он считает дни, когда мы выпустимся, точнее, когда последний звонок прозвенит для Женьки и Амели.

Моя привычная жизнь рухнула в один миг. В тот вечер отец выбежал в продуктовый через дорогу: мне приспичило затворить блины, а мука закончилась. На пешеходном переходе его, плечистого и высокого, не заметил спешивший по своим каким-то делам водитель серебристой «десятки». Скрежет тормозов был слышен на весь город, но, увы, это не уберегло отца от столкновения с грудой бездушного металла. Дальше — больше: «скорая» … мои молитвы… перелом позвоночника… и снова мольбы к небесам. Бессонные ночи возле реанимации, слёзы, острыми бритвами раздирающие горло, и приговор врачей: нужна сложная операция в краевом центре, а после неё — долгая реабилитация. Все расходы по лечению взял на себя завод, на котором отец верой и правдой отработал два десятка лет, а вот ответственность за меня брать было некому, кроме мамы.

«Если хочешь — приезжай. Адрес знаешь».

Даже от её обычного СМС веяло холодом. Сейчас понимаю, это был знак: мне стоило пересилить себя и несколько месяцев провести в интернате. Да только тогда все мои мысли занимал отец. Переехав к матери, я смогла бы ежедневно его навещать, ну а неприязнь родственников можно и перетерпеть, правда?

— О чём задумалась, милая? — Отец сжимает мою ладонь и ласково улыбается, отчего в уголках его глаз собираются стрелки морщин — глубоких, но бесконечно родных.

Я уже привыкла видеть папу лежащим в больничной палате. Да и здесь, в большом медицинском центре, оборудованном по последнему слову техники, глупая жалость уступает место надежде.

— Здесь лучше, да?

Свежий ремонт. Окно на солнечной стороне. Даже кровать, к которой волею судьбы прикован отец, напичкана кнопками и механизмами, чтобы больной как можно меньше ощущал себя беспомощным инвалидом. Никакого сравнения с нашей травматологией!

— Да, Таюшка. — Грубые пальцы отца всё крепче сплетаются с моими. — Уже не так страшно ложиться под нож хирурга.

Отец врёт, вижу. Он ненавидит больницы, и даже к зубному мне приходилось его тащить под дулом пистолета.

— Когда операция? — спрашиваю, делая вид, что верю. В конце концов, отец просто хочет, чтобы я перестала себя накручивать. Хотя бы из-за него.

— В среду утром.

— Я приеду.

— Обязательно! Не разрешу себя резать, пока не поцелую тебя. — И снова эта его улыбка, самая дорогая из всех. Я так боюсь, что её свет погаснет, что с трудом сдерживаю слёзы.

— Смотри, ты обещал! — Голос мой дрожит, и папа это чувствует.

— Уже была у матери? — спешит он сменить тему.

— Нет, с автобуса — сразу к тебе.

Отца привезли в больницу на «скорой» ещё позавчера, а я, пока забирала документы из школы, задержалась на пару дней. Конечно, я могла сразу отправиться к матери, но мне не терпелось увидеть папу.

— Тая! — возмущается он, а сам едва сдерживает улыбку. — Так нельзя! Пользуешься моей слабостью, да?