Вижу, что письма написаны, а готова ли очередная глава Вашего нового романа в стихах?
АЛЕКСАНДР
Покамест нет.
ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА
Нам хотелось бы услышать ее первыми, по праву доброго соседства!
АЛЕКСАНДР
Если говорить начистоту, то я бы не хотел Вам её читать.
ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА
Почему же?
АЛЕКСАНДР
Боюсь, что Вы примете кое-что на свой счет, начнете обижаться и мне будет неловко бывать у вас. А лишиться Вашего общества мне было бы тяжело.[48]
ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА
Вы заинтриговали нас. Может, Вы написали что-то, помимо романа?
АЛЕКСАНДР
Я пишу мемуары. Я видел многое и многих.
ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА
Удивительно, ведь Вы ещё так молоды. Наверное, это сложно – писать беспристрастно о себе?
АЛЕКСАНДР
Писать мемуары заманчиво и приятно. Никого не любишь, как самого себя. Предмет неистощимый. Но трудно. Не лгать – можно; быть искренним – невозможность физическая. Перо иногда остановится, как с разбега перед пропастью, – на том, что посторонний прочел бы равнодушно.
ЗИЗИ
Как же можно писать и роман, и мемуары одновременно?
В роман невольно примешается что-то автобиографическое!
АЛЕКСАНДР
Нет ничего более естественного: одни впечатления Вы складываете в одну корзину, другие – в другую. В первую попадает все образное и светлое, во вторую – чаще ядовитое и темное. Потом впечатления просеиваются сквозь решето памяти, перемалываются на жерновах личной критики, как на нашей бугровской мельнице, и из получившейся муки я пеку пироги: стихов или воспоминаний.
АННА
Главное – не перепутать корзины, так и отравиться недолго.
АЛЕКСАНДР
Я прошу прощения, не найдется ли у вас пера и бумаги, мне срочно надобно положить кое-что в одну из корзин.
ЗИЗИ мгновенно приносит откуда-то перо и бумагу.
О, я обожаю этот дом, здесь так великолепно заточены перья, а у меня одни огрызки. В Тригорском также великолепные свежие чернила, а у меня какие-то разбавленные и ржавые. Скоро я буду писать вином или кровью.
ЗИЗИ
Мы этого не допустим!
АЛЕКСАНДР пишет что-то, опершись на рояль, многое зачеркивает и сразу переписывает.
ЗИЗИ вытягивает шею и заглядывает в листок.
АЛЕКСАНДР
Не подсматривайте, Зизи. Это неприлично.
ЗИЗИ
Тогда покажите.
АЛЕКСАНДР
Я ещё не закончил.
ЗИЗИ
Тогда обещайте, что потом покажете.
АЛЕКСАНДР
Не могу, Зизи, я обещаю Вам и так слишком много. Лучше не давать женщинам обещаний, особенно таким очаровательным.
ЗИЗИ надувает губки. АЛИНА что-то наигрывает на фортепиано.
Через некоторое время АЛЕКСАНДР заканчивает писать и складывает листок вдвое.
ЗИЗИ
Покажите немедленно.
АЛЕКСАНДР
Вы дерзите, Зизи. Это глубоко личное. Я не могу.
Но ЗИЗИ пытается выхватить листок. Они кружат по комнате, играя в догонялки.
АЛЕКСАНДР убегает, ЗИЗИ пытается его настичь, хотя бегать в платье тяжелее.
Наконец, ЗИЗИ изворачивается и вырывает бумагу.
АЛЕКСАНДР
Пощадите, умоляю.
ЗИЗИ принимает торжественную позу и начинает декламировать с ошибками в паузах.
ЗИЗИ
Я Вас люблю, хоть я бешусь, хоть это труд и стыд напрасный, и в этой глупости несчастной у Ваших ног я признаюсь…
АЛЕКСАНДР
Нет, нет, отдайте!
АННА
К кому это обращено??
ЗИЗИ
Здесь все написано – Алина, сжальтесь надо мною, не смею требовать любви, мой ангел, за грехи мои… я любви не стою… но притворитесь…[49]
Повисает пауза.
(полушепотом, который все слышат)
Это предложение?
АЛИНА вспыхивает. АЛЕКСАНДР более чем смущен.
ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА
Успокойтесь, девочки. Это всего лишь стихи, стихи, стихи.
ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА берет листок из рук ЗИЗИ и удаляется с ним. На следующий день АЛЕКСАНДР получает в Михайловском посылку от АННЫ. К ней приложена записка:
«Я наточила для Вас перья. Они столь же остры, как и Ваш язычок. Прилагаю также чернила. Они столь черны, как Ваша репутация. Мы ждем поэтического платежа, столь же легкого и светлого, как наши мысли о Вас».