Яблоки горят зелёным

Но вернемся к Балабину. Очутившись в канализации, он не сдрейфил, а, напротив, воспрянул еще больше. Главное было сделано. Он понял, что на какую неизвестную ветку ни сворачивай, обязательно попадешь в дерьмо.

Дерьмо было везде, а следовательно, не нужно было никуда стремиться, а достаточно было быть там, где ты есть. Вот к какому открытию пришел для себя Балабин, когда услышал нестройный хор голосов, поющих «Интернационал».

– Товарищи! – сказал Балабин в микрофон. Не валяйте дурака. Мы не на «Варяге», и куда-нибудь да выплывем, а кингстоны открывать я вам не советую.

Не успел Балабин произнести сакраментальную фразу, как поезд, проломив какую-то стену, с лязгом и грохотом, в сопровождении нечистот, выполз поперек зала на залитую огнями станцию метро «Маяковская».

В этот момент кто-то душевно сказал Балабину в микрофон:

– Му…к ты, вля…

Балабин вылез из кабины и, пошатываясь, побрел в подсобку. Послышалась музыка.

«А ведь это я сочинил», – подумал Балабин.

Похождения стрека и залатой рыбке

Жил оден старик в каморре над лесницей. Сидьмой итаж. Старуха евойная сбигла с маладым кучебразом, Песку залечили витиринары, Буратина ему был на., не нужен, а Мальва – Мальва была, но ее жистока ахроняле. Стале яицы у стрека лопатца, як хлопкавые каробачки. Ат аденочиства стал стрек пахажовать у зал и поднемать тайком ат энваледной камессии блин. Но не бл…дь, а от штанге: он весил 50 кило. Брал ещо такий же и весил на другой канец штанге – палучалос 120. Ат этава на кампьютире у нево стала блеть спена.

Савсим ох…л этат полудурак и папёрся к синиму Дону. Стал он кликать залатую рыбку. А иё звале Ло. Преплыла к ниму рыбка, учаслива така спарасела:

– Ну х… тебе надобно, старче?

Ей с паклонам старек атвичат:

– Двавай умести жить.

– Ты что, савсем спятел, старай, – грит рыбакуня. – Эта все рано што в банке жить.

– У мя другая кварта имаю, – атвечат сторек. – На биригу Болтийскава моря. Там, где жилещные болты плавают. Мы московскую банку сдадим недобрым людишкам, а на выручинные юоо долларов будим питатца угряме и ставредой. А то паменим иха даве на одну большенькую, иде захочиш, а я рабаткать пайду начным сторажим, штоба нам было чем платеть за вывазку мусара.

– Пахвальна рассуждаш, – грит зол рыбка по имени Ло. – А як у тя с тестостеронами, с патенцей? Ты знаш, якие у мине туточке кавалеры? Канёк-гарбунек, Сифка-бурка, Пасийдон, Садко и еще полчище всяких му…ков типа Ченгез-хана. Спаравешса ты с эх обязаннастими супружныме?

– Усе зделаю, шо пажилаш, – старче молвет.

– Ну ладно, – грит Ло. – Положим, зеся ты с грихом умести спаравешса. А што люде-та скажут? А оне скажут: «Ло живет с упакойнеком пачтешта…» Мине канечна ср…ть на их, но сам знаш, ниприятна это. Вот ежили ты усех мужеков изведеш – тагда преежай в Растов, погрим.

И уплыла к се в Дон абратна – щигалять пирид Доном Педро. А старек – он бул мэмбэром саюза сранописов – пашол к Ведьме Загладе на заброшенное сэмэтэри. А Заглада сама мичтала умиртвить усех этих козлоедов, кроми стрека, патаму што ей нравелися иво новеллы. Изгатовела она зелье избератильное, палитела вакруг Земли, как касмичиская пила, и атровела усе калодца и реке. И усе мужеке половые падохле.

Тута Дон сам приблезелся к Маскве, вызадела с ниво золотая в адежде итальянской моды на свадибном платье, и сам архиерей Кира сыграл им на вилоле да гамбе. Иво патом атстигале.

А Старек с Ло павинтились, то бишь павинчались. Усё бабье им заведовало, асобинна кагда оне занемалис любовью. Тут и сказке канец, а хыто слушал – тому пи…дец…

Притча

Шел однажды Христос со своиме ученикаме в И.Е. Муссолине. Типерь эта улица называется в Москве Рассолима. А рядом – «Соломенной Сторожки».

Но об этом тс-с-с…

Вощем, падашол к нему богатый обрядец и грит:

– Христ, я хочу в твою школу вступлять.

– Дык вступляй – кто ж тибе не дает?

– Богатства у мя много, – грит разночинец.

– А ты его бедным разбазарь и ступай за мной. Тока я не знаю, где тада буду.

Причетник потупился. Видя, что чимарозо мишает ему валить дальше, бог изряк:

– Ладно, иди, пердунишко, на фуй…

И тот отошодши.

– Эх! – воскликнул Христос. – Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное…

Сельская пастораль

Безмолвная ночь осторожно надвигалась на лес глухой темнотой. Едва заметно, будто капли серебряной воды, заблистали первые отраженья далеких звезд.

Иван повернулся – припал к девичьему животу лицом, если так можно было бы выразиться.

– Любимая, поищи у меня в голове, – простонал он сладкой полынью.

– Я у тя поищу, – услыхал он голос Авдотьи, запомненный с сенокосу с вином.

Иван поднялся с подруги, облапил ее мамашу. Та вырвалась и с высоко поднятой головой побежала по лесу, перескакивая буераки. Вскоре, впрочем, устала и пошла как бы иноходью.

Ванька догнал ее, облапил на этот раз крепко, но она сунула приготовленным сучком в глаз – тот вмиг лишился способностей, о похоти не говорю.