Она засмеялась и тронула его за руку:
— Чудной ты, Ваня, да какое же в том огорченье — вместе ехать? Вот если бы ты один поехал, а меня оставил — тогда другая сказка.
— Ну, нет, без тебя я теперь никуда не поеду! — заявил он решительно, даже и мысли противной не допуская. — Мне, Пелагеша, не жить без тебя.
— Ой ли! — тронутая столь пылким признанием мужа, засмеялась и остудила его немножко. — Так ведь жил?
— Жил… покуда тебя не знал. А теперь — не смогу! — еще тверже сказал.
— Вот и мне, мой любый, одна дорога.
— На Красноярскую пристань? — подсказал он шутливо, заметно повеселев.
— А хоть и на Красноярскую. Куда иголка — туда и нитка, — рассудила она по-своему, вдруг прижалась к нему, горячо прошептав:
— Господи, да вези ты меня, вези хоть на край света — не сробею! Неужто еще не понял?
Они долго в ту ночь не могли заснуть, будоража друг друга разговорами — и проговорили чуть ли не до рассвета, загадывая и строя какие-то невероятные, возвышенные планы (скорее воздушные замки) и настраивая себя на предстоящий, может быть, самый для них важный и счастливый переезд.
8
А переехали в Красноярскую не «ближе к весне», как предполагалось, а в самом начале февраля, когда гуляли вовсю еще вьюги и мороз лютовал ярый, с треском расщепляя деревья, что сухую лучину… Однако столь спешный, досрочный отъезд не был их желанием или прихотью — таково решение Канцелярии. В предпоследний день января Христиани позвал к себе Ползунова и без лишних оговорок и разъяснений сказал: «Ну-с, голубчик, приспело время. Велено тебе, Ползунов, незамедлительно ехать на Красноярскую пристань. Сменишь там капрала Беликова, примешь у него все бумажные дела, каковые имеются, всю денежную казну — и приступишь к делу…» — почти этими же словами и письменный указ начинался, помеченный тою же датой — 30 января 1759 года — и тем же днем врученный Ползунову под расписку.
Два дня на сборы да столько же в пути. Сто тридцать верст по убродной дороге — махом не одолеешь. Прибыли на место третьего или четвертого февраля, а пятого (это уже документально подтверждено) унтер-шихтмейстер Иван Ползунов и капрал Семен Беликов отправили совместный рапорт начальнику заводов о сдаче-приеме пристанских дел.
Но тут и еще надо заметить: в самый последний момент, перед отъездом из Барнаула, семья Ползунова пополнилась. А вышло так. Когда они спешно собирались, пакуя и укладывая вещи, коих при переездах всегда кажется много, вдруг увидели понуро стоявшего в дверях Яшутку, хозяйского сына, глаза которого были, как говорится, на мокром месте.
— Что случилось, Яша? — глянула на него Пелагея.
— Ничего, — швыркнул тот носом и добавил с упреком, готовый расплакаться. — Сказывали, будете жить до весны, а сами съезжаете…
Яшутка в последнее время так привязался к унтер-шихтмейстеру, что казалось, и водой их не разлить. И Ползунов подмигнул ему дружески и шутливо сказал, подзадоривая:
— А что, Яков, может, и ты с нами поедешь?
— А возьмете? — вскинулся мальчик, покраснев от волнения, и тут же сник. — Только вот как папенька…
Вопрос оказался не шуточным. И с «папенькой» Ползунов сам переговорил, сказав ему, что мог бы Яшутку взять в покормленки, на полный семейный кошт. Раньше этой темы они не касались — и теперь Хлопин застигнут был врасплох. «Надо подумать», — сказал он растерянно. Подумали вместе, прикидывая так и эдак: разумеется, канцелярист Хлопин и сам способен содержать свое дитя не хуже Ползунова, но вот обучать грамоте, ремеслу и всякому рудознатному делу, живому, а не бумажному, тут с Ползуновым ему не тягаться — вот это и перевесило.
Так и решилась судьба десятилетнего Якова Хлопина, чему сам Яшутка был рад без ума. И всю дорогу донимал Ползунова вопросами: а как добывают руду из камней? а что такое похверк? а какова из себя трейб-шахта? Ползунов слушал да посмеивался: «Погоди, погоди, Яков, не вали все в одну кучу. Вот приедем на место — там и определимся, с чего начинать».
Так и приехали они два дня спустя, явились на Красноярскую пристань вчетвером: сам Ползунов с женой Пелагеей Ивановной да покормленок Яшутка Хлопин с казачком Ермолаем.
Пристанский посад был обнесен по всему кругу невысоким жердяным пряслом. А в центре этого круга, на возвышении, стояла светлица, в которой отныне им жить, бревенчатая изба с глинобитной трубою над крытой дерном двускатной кровлей. Дым из трубы валил густой и пахучий. Видать, капрал Беликов готовился к их приезду. «Березовый дым, — сказал Ползунов, оживляясь, когда повозка въехала в ограду, и добавил с веселой приподнятостью, обращаясь к жене: — Ну вот, Пелагея Ивановна, здесь и почнем обустраиваться».