Довольный столь значимым результатом, Иоганн Христиани поблагодарил своего любимца за исправную службу и пожелал ему, воротясь в Красноярскую, так же исправно и скоро достроить пристань.
Навигация 1759 лета завершилась. И Ползунов, готовясь вести флотилию на зимний отстой, мысленно был уже там, в Красноярской, где ждала его Пелагея. Ну да теперь оставалось недолго ждать, недельки через две будут они вместе — и все пойдет у них, как и прежде, ладно да хорошо. Так думал шихтмейстер, в грезах своих представляя, рисуя будущее в самых радужных и приятных картинках. И не знал, не ведал, что жизнь уготовила им новые испытания. Не знал… Да и откуда ж ему знать! Будущее видится лишь в мечтах человека, а мечтать о плохом человек не способен.
12
Все лето витал над пристанью свежий запах соснового леса. Ошкуренные бревна, прямые и ровные, в густых потеках янтарно-медовой смолы, штабелями и вразброс лежали по всей ограде. Правда, к началу июля бревен заметно поубавилось, а там, где они были, остались лишь темные пролежни, вмятины на пожухлой траве да бугрилась вокруг сухая, до хруста поджаренная на солнце кора — зато и сруб небольшой баньки уже стоял чуть в стороне от дома, на задах, и два рудных амбара, придвинутых поближе к въездным воротам, отливали восковой желтизною бревенчатых стен, каждый венец наособицу, словно строка к строке…
Пелагее все тут нравилось, все было по душе — и чистый воздух, пропитанный духом сосны, и праздничная свежесть новеньких срубов, так чудно преобразивших и как бы сузивших большую пустынную ограду, и неспешная деловитость плотников, работавших, в общем-то, ни шатко и ни валко… Иногда Пелагея подходила к ним, и мужики, слегка тушуясь, прерывали работу и приветливо, чуточку даже заискивающе здоровались и раскланивались, выжидая, что скажет хозяйка. «Ну и как, — спрашивала Пелагея, — ладится дело?» И старший из них, Семен Вяткин, мужик хитроватый и обстоятельный, с готовностью отзывался: «Та с божьей помощью ладится помаленьку… Вот только одна загвоздка, — кивал в сторону лежавших неподалеку сосновых сутунков, — лес на исходе». Пелагея удивлялась: «Как же так? А говорили — хватит». Вяткин разводил руками: «Просчитались, выходит, — и вскидывал голову, будто отстраняясь от этих забот. — Ну, да, поди, скоро хозяин вернется, сам все и порешит». Пелагея кивнула: да, да, скоро вернется. И поспешно ушла с этой же мыслью: Господи, поскорее бы возвращался Иван, так одиноко и муторно без него!
Плотники смотрели ей вслед, лениво дымя самокрутками, а Прокопий Бобков, чему-то посмеиваясь, с ехидцей заметил: «Глядите, мужики, а барынька все хорошеет… Экая белорыбица!..» Никто ему не ответил, будто и не расслышали, мужики погасили окурки и взялись за топоры…
А к середине июля вернулась флотилия — и притащила столько свежего леса, соснового кругляка, которого хватит, наверное, не одну пристань обустроить. Лес заготовили по пути из Барнаула, на денек задержавшись в шипуновском бору. Навалили отборных сосен, разделали, скатали бревна к реке, нагрузив шесть коломенок.
И вот теперь этот лес, выгруженный солдатами, беспорядочно громоздился на берегу, ожидая дальнейшей своей участи… Впрочем, долго ждать не пришлось. Ползунов дал себе лишь денек воскресного отдыха, а в понедельник был уже на ногах — и прямо с утра велел мужикам запрягать лошадей в роспуски и возить бревна в ограду, поближе к стройке, которую отныне брал в свои руки. И не выпустил, держал крепко до тех пор, пока не довел до ума все начатое: и два рудных да два припасных амбара, и сарай для снастей да баню с кузней… Вдобавок и погреб выкопали, укрепив стены изнутри бревенчатым срубом, но это уже по настоянию Пелагеи. И то сказать: пока шихтмейстер командовал флотилией, поставляя руду на завод, Пелагея, оставшись на пристани, тоже не сидела сложа руки, а такой огород завела — не хуже иного деревенского. Ползунов, когда все это увидел, искренне подивился: вот тебе и «барынька»!
— Да как же ты сумела такую махину поднять?
— Сумела вот, — польщенно посмеивалась Пелагея и на Яшутку с Ермолаем соучастно поглядывала. — Помощники у меня фартовые. И мужики деревенские помогли непашу взорыть… Вот и растет все, как на опаре.
— Молодец, Пелагеша! — похвалил он жену, любуясь не столь огородом, вовсю зеленеющим, сколь самой огородницей, так славно похорошевшей и чуточку даже пополневшей за лето, что и глаз отвести невозможно.
Наскучался без жены шихтмейстер. И теперь что бы ни делал, чем бы ни занимался, а Пелагея не выходила из головы, перед глазами стояла, маня и притягивая статью своей обольстительной… Он едва дождался вечера, того момента, когда и вовсе стемнело, и лишь для приличия посидел за своим столом, пошуршал бумагами, перекидывая их с места на место, а как только Пелагея легла в постель, тотчас все оставил и, смиряя дыхание, прошел в боковушку за легкою занавеской, спешно разделся и нырнул под одеяло, порывисто обнимая жену… Пелагея тихонько ойкнула, будто бы испугавшись, и перехватила, попридержала его ладонь, сжимая цепкими пальцами: