Яблоко. Рассказы о людях из «Багрового лепестка»

Полагаю, мы с мамой добрались до дому без приключений. Да, я уверен, так оно и было. Ни встречи с папой и тетей Примулой, ни пролитых при ней слез я не помню. Возможно, они еще оставались в Гайд-парке. Произнесение политических речей занимает долгое время, куда более долгое, чем способен представить себе ребенок. Наверное, возвратившись домой, мы с мамой поели. А может быть, сразу разошлись по постелям, чтобы вздремнуть. На самом-то деле, все это не более чем мои домыслы. Полагаю, я в тот день страшно устал. Как, собственно, и в этот.

Да, то был исключительный день, великий. И для меня, и для женщин западного мира. Конечно, через несколько лет разразилась Первая мировая война, и суфражистки, перестав требовать права голоса, переключились на кампанию против гуннов. Газету свою они переименовали в «Британию», а миссис Панкхерст заявила, что людей, в жилах которых не течет чисто английская кровь, не следует подпускать к государственной службе. Уверен, мама и тетя Примула сочли это заявление оскорбительным, но, по счастью, мы тогда уже уехали из Лондона и усилия, которые требовались для того, чтобы зарабатывать на достойную жизнь, слишком занимали моих родителей, не оставляя им времени на размышления о речах политиков. По счастью же, я был слишком юн, чтобы пойти добровольцем на фронт, а я наверняка сделал бы это — хотя бы из желания доказать, что я не маменькин сынок и что бы тогда со мной стало? Скорее всего, я выяснил бы, что люди, как и говорила мне мама, это всего лишь мешки с супом, и когда в них правильно проделывают дырку, все их содержимое выливается на землю.

Однако простите меня: я совершенно вымотался, да и сестры поглядывают в нашу сторону с тревогой. Да, разумеется! У меня на такие штуки глаз наметан, при всем моем старческом слабоумии. Вон та девочка — видите? — это моя любимица. По утрам, когда она приводит меня в божеский вид, мы с ней болтаем без умолку; клянусь вам, я знаю о ней больше, чем ее парень. Девочка совершенно прелестная, просто-напросто маленькое сокровище. А какие у нее мягкие, ласковые руки! Нет-нет, я вижу, о чем вы думаете. Вы же во всем видите секс, верно? Ну так не забывайте: я человек времен до того стародавних, что в них еще и секса-то выдумать никто не успел. Да родись я на день раньше, я и вовсе был бы викторианцем, разве не так? А вы ведь знаете, на что они походили, викторианцы-то.

Но если серьезно, дорогой мой, я очень устал. И ведь ничем, кроме воспоминаний не занимался, а устал, как никогда в жизни, и как только эти маленькие ангелицы уложат меня в постель, я тут же потушу свет. Но ничего, завтра настанет новый день! Приходите завтра, и я доскажу вам все остальное. Все, о чем вам захочется узнать, обещаю. Завтра.