Сала лежала без сна. Как долго она пялилась в потолок? Она не знала. В левой руке она сжимала письмо от Отто. Он писал из Берлина – рассказывал о последних событиях и говорил, как скучает. О чем она думала, читая его строки? Неважно, что могло из этого выйти: оно исчезло, будто никогда не было. Она периодически размышляла о возвращении. Но теперь все. С утра начнется ее новая жизнь здесь, в Париже. Она потеряла родину за одну ночь.
20
Сала изучала в Сорбонне французский и испанский. Она овладела обоими языками и стала говорить без акцента, и вскоре в ней невозможно стало распознать как немку, так и еврейку. Париж стал ее новым отечеством. Она ходила с Лолой во Франсез, Театр Мольера, как называли здесь Комеди Франсез. Она посещала выставки и концерты, периодически помогала в магазине, познакомилась с богемными друзьями Лолы – Колетт, Кокто и Жаном Маре.
Прошло два года. Мир трещал по швам, но солнце продолжало светить, как прежде. Немецкие войска вошли в Париж под звуки марша «Эдельвейс». Правительство приняло режим Виши, маршал Петен подписал перемирие. Во Франции тоже появились продуктовые карточки и исчезла свобода.
«Немецкий попутчик – куда податься в Париже?» – прочла Сала заголовок брошюры, которую оставил на соседнем столике солдат. Она принялась с любопытством листать ее. «Для большинства из нас Париж – незнакомая земля. Мы приходим сюда со смешанными чувствами – превосходства, любопытства и лихорадочного ожидания. Даже название пробуждает особые ассоциации. Париж – наши деды видели его во время войны, подарившей немецкому королю императорскую корону. Париж – это слово всегда звучало загадочно и необыкновенно. Теперь мы проводим здесь свободные часы. Рю Рояль проглатывает и снова выплевывает бесконечный поток пешеходов и автомобилистов. Елисейские поля, Триумфальная арка, площадь Согласия, район Мадлен, широкие бульвары и грандиозные витрины роскошных магазинов, парк Монсо, площадь Республики, кладбище Пер-Лашез. Мы, солдаты, можем пойти куда угодно – в оперу, в театр на бульваре или в Фоли-Бержер. Нам не нужен путеводитель, мы познаем красоты города без посторонней помощи. И среди простой и нежной жизни этого города огней наше немецкое естество следует лишь одному девизу: не впадать в сентиментальность. Пришла эпоха стали. Направь свой взгляд на четкую, ясную цель. И будь готов к борьбе». Пока Сала сердито качала головой над банальностями, дверь распахнулась. Ввалились два подвыпивших немецких солдата и, широко расставив ноги, принялись по-хозяйски осматривать заведение. Взгляд парней остановился на двух молодых девушках. Солдаты направились к столику и, ухмыляясь, над ними нависли.
–
–
Он жестом подозвал официанта и взмахнул рукой, как истинный светский лев.
–
Через несколько минут его долговязый белокурый товарищ решил, что пора приступать к действиям. Он с невозмутимым видом постучал по столу. Короткий удар, длинный, длинный – короткий, длинный – короткий, короткий, короткий – …
– Азбука Морзе, – прошептал Сале в ухо незнакомый голос. Она удивленно повернулась. За соседним столиком сидел симпатичный молодой человек. В элегантном светло-зеленом двубортном пиджаке он напоминал Кэри Гранта. И тоже укладывал густые волосы назад, используя немного помады. Он широко улыбнулся ей, сверкнув безупречно белыми зубами. И принялся переводить, прежде чем она успела попросить.
– «Что скажешь об этих шлюшках? Стоят наступления?»
Сала не знала, возмущаться или хохотать.
Короткий, короткий, короткий – длинный, короткий, длинный, короткий – длинный, длинный, короткий – длинный…
– И что? – прошептала Сала.
– «Неплохие девки, а?»
Девушка бросила на них такой взгляд, что Сала едва сдержала смех. Долговязый застучал еще – Кэри Грант перевел: «Приступим к делу», а толстяк решил снова попытать счастья с французским и спросить, желают ли дамы чего-нибудь поесть.
–
– Как-то не слишком похоже на державу-победительницу, – прошептал Кэри Грант.