Яблоневое дерево

На следующих страницах Микки проходит по разным инстанциям лагеря, пытается отправить письмо, но терпит неудачу под строгими взглядами цензора, проходит мимо одинокого человека, который сосредоточенно поливает растущие из глины жалкие растения, и безуспешно пытается пройти на женский участок. В бараке Микки с ужасом обнаруживает на своем столе скудный рацион. Потом отправляется в туалет и встречает человека, одетого как заключенный, который предположительно работает на сюрте[31]. Он сердито ищет табак, который ему продали втридорога за несколько дней до этого. И нервно дымит сигаретой, осматривая жабьими глазами лагерь.

По лагерю постоянно ходили все новые работы художников, принося радость не только детским сердцам. Как их удавалось беспрепятственно передавать друг другу под носом у администрации, которую Микки вежливо поблагодарил за роскошное жилье и изысканное угощение, остается загадкой. Образы оскаливших зубы бараков или прекрасной кухни, на которую богатых туристок приглашали в диетические туры, дарили осужденным смех – временную анестезию для измученных сердец.

Микки-Маус, датой рождения которого считается 18 ноября 1928 года, когда в нью-йоркском кинотеатре состоялся премьерный показ мультфильма «Пароходик Вилли», быстро обрел популярность во всем мире. Хорст Розенталь, похоже, еще надеялся в 1942 году на освобождение и потому, не желая ссориться с Диснеем из-за авторских прав, подписал под названием: «Выпущено без разрешения Уолта Диснея».

В последнем выпуске Микки не нравится новая родина. Он с облегчением констатирует, что является лишь персонажем комиксов. И решает себя стереть. С помощью нескольких широких штрихов он уносится в Америку, страну безграничных возможностей, и оказывается среди небоскребов Манхэттена. Пусть жандармы только попытаются его отыскать. Его не находят, но находят художника Хорста Розенталя, которому так и не удалось добраться до Америки.

Из школы домой я вернулся взволнованным.

– Мама! Папа! Перед школой стоит мужчина с машиной и продает комиксы про Микки-Мауса. Можно мне один? Пожалуйста!!!

– Комиксы? – немного резко переспросил отец. – На такую ерунду я денег не дам, почитай лучше что-нибудь приличное.

Мама рассеянно кивнула.

– Смотри, мама разрешает.

Отец молча посмотрел на нее. Она кивнула снова. Все ее тело неумышленно превратилось в вопросительный знак.

– Микки-Маус?

– Но они же забавные.

– Забавные?

– Дай ему уже денег.

Я бросился матери на шею, быстро взял деньги, пока отец не передумал, вскочил на велосипед и принялся крутить педали, пока не скрылся из вида. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Нужно наверстать упущенное время, хотя, возможно, человек с драгоценными комиксами уже уехал.

«Полчаса, и я сворачиваюсь», – предупредил он. Он был высокий и сильный, с зачесанными назад рыжими волосами и весь в веснушках – на руках, ладонях, даже лице. Я знал еще одного человека с веснушками, Сабрину, и несколько дней назад она категорично отказала мне в ответ на мое предложение руки и сердца с неубедительным доводом, что мы еще слишком молоды – хотя лишь незадолго до этого клялась в вечной верности и любви. Люди с веснушками оставляют не слишком много времени на размышления.

Я прижался к рулю, быстрее, быстрее, быстрее! Дыхание сбилось, я чувствовал, как по жилам бежит кровь, отчетливо слышал ее шум в ушах. Почти на месте. Вдалеке блестел на солнце бежевый «Фольксваген-жук», еще несколько метров, возможно, десять, максимум пятнадцать. Дрожащие ноги из последних сил давили на педали, я уже почти держал в руках вожделенный комикс и снова видел перед собой удивленное лицо отца, когда он молча опускал в мою ладонь пятьдесят пфеннигов. К моему изумлению, несмотря на все свои принципы, он согласился. Мама поняла меня, она почувствовала, как для меня это важно. Я опустил голову, ее лицо улыбалось с пролетающего внизу асфальта. «Мама», – подумал я еще раз, врезавшись передним колесом в новенький «жук», и бесконечно медленно полетел вверх, и вверх, и вверх – пока не упал на землю. Второе сотрясение мозга за год. Родители были глубоко обеспокоены.

Они привезли столь тяжело завоеванный комикс ко мне в больницу. Я почувствовал, как кто-то гладит меня по голове. Это были волшебные руки отца: любой, к кому он прикасался, сразу выздоравливал. Я закрыл глаза, чтобы не мешать процессу исцеления.

«Микки в лагере Гюрс, – прошептала мать. – Дети всегда так радовались, когда выходили новые выпуски Хорста. Они даже мыли ручки, чтобы не испачкать. Мышь всех нас веселила».

– Что стало с автором? – спросил я.

Моя мать сидела на кресле в своей маленькой квартирке в Шпандау. Снаружи по-прежнему шел снег. Она посмотрела на желтый берет отца, висевший на крючке, убрала с лица седые пряди и уставилась перед собой. Потом коротко пожала плечами. О детях я спросить не решился.