Яблоневый шепот (СИ)

                    Когда Городовая вошла в комнату после душа, Крашников уже спал, укрывшись одеялом до самого подбородка. Оксана выключила свет и осторожно улеглась рядом. Завтрашний день должен стать решающим в их расследовании, она это чувствовала, и сейчас убеждала себя, что ей просто необходимо немного поспать, чтобы быть бодрой и отдохнувшей в нужный момент. Однако, сон к следователю не шел. В голове крутились мысли о Юлии, о Максиме, его сестре Лиде, о кладбище и его яблонях, и о том, каким образом все это уложить в голове по полочкам, чтобы увидеть, наконец, разгадку всех этих загадочных преступлений. Юлий, Максим, кладбище, Лида, яблони, Юлий, Максим, кладбище, Лида, Юлий, Максим, яблони…

                    Она стояла возле ворот кладбища в одной ночной сорочке, в которой совсем недавно улеглась в постель. Была ночь, но звезды от людей загораживали облака, которые были намного темнее самой ночи. Однако, несмотря на эти черные тучи, вокруг было светло, как днем – этот свет исходил от бушевавшего пожара справа от ворот – горел домик смотрителя. Однако, жара от огня не ощущалось, как не слышно было и звуков пожара. Слышны были только завывания холодного, порывистого ветра и зловещий стук деревянных табличек с цитатами, закрепленными на кованых прутьях кладбищенских ворот. Вокруг, казалось, никого не было, однако, она чувствовала его присутствие. Он звал ее, безмолвно манил в сторону могил, терявшихся в ночной мгле. Под ногами она заметила дорожку из яблоневых листьев, парадоксальным образом не развеявшимся по ветру, порывы которого становились все сильнее. Она почувствовала, что должна пойти по этой дорожке, но все ее существо противилось этому. Ноги не слушались. Она до ужаса боялась того, кто находился там, в ночи, ждал ее. В какой-то момент она увидела Максима, выскочившего из машины и торопливо идущего со стороны стоянки к воротам кладбища. С ней это уже происходило… Это был не сон, а воспоминание. Она видела Максима, торопящегося на кладбище в тот день, когда в последний раз встречалась с Юлием. Юлий тоже был здесь! Он стоял спиной к пожарищу, и его лица было не разглядеть, но она точно знала, что это Юлий. Он просто стоял… а Максим торопливо приближался к воротам кладбища. Тем временем, ветер усилился еще больше и вот уже закружил яблоневые листья, которыми была усыпана дорожка к кладбищу.

                    Ей становилось все тревожнее, ветер запутывался в волосах, рвал ночную сорочку, бросал горсти яблоневых листьев прямо в лицо, становилось все труднее дышать… В какой-то момент ветер усилился настолько, что сдвинул ее с места и начал настойчиво подталкивать в сторону кладбищенских ворот. Тут ей сделалось по-настоящему страшно: сопротивляться ветру становилось все сложнее, от его беспощадного завывания головная боль стократно усилилась, яблоневые листья ранили кожу на лице, руках и ногах своими острыми краями, воздух горел напряжением, яростью и ликованием того, кто ждал ее по ту сторону ворот. Когда напряжение и головная боль стали невыносимыми, Оксана зажмурилась и… в один момент все ужасные звуки смолкли. Пронеслась мысль, что мозг взорвался и разлетелся на тысячи осколков…, и в этой звенящей тишине послышался шепот – будто десятков, сотен, тысяч голосов, которые настойчиво твердили – «Помни этот день. Помни этот день. Помни этот  день…»

                   Проснулись следователи не от будильника, а от сдавленного крика Оксаны, в холодном поту проснувшейся и соскочившей с дивана, чуть не столкнув при этом  Крашникова.

     - Что случилось?! – Дмитрий торопливо поднялся и включил свет в комнате. – Что с тобой?!

                  Оксана все никак не могла отдышаться, ею всю трясло от напряжения, к горлу подкатывала тошнота, а в голове молотом стучали слова, которые она расслышала во сне перед пробуждением - «Помни этот день. Помни этот день. Помни этот  день…». Следователь побежала в туалет, где ее вывернуло наизнанку.

                   Через десять минут они сидели вместе с Крашниковым на кухне, в кофемашине шкворчал ароматный кофе, пару минут назад прозвучал звонок будильника, заведенного на половину четвертого, а пауза, повисшая над столом, казалось, была физически ощутима.

     - На самом деле – это довольно странно. И страшно, - наконец произнес Крашников, молчавший на протяжении нескольких последних минут. Так он отреагировал на рассказ Городовой об ее кошмаре. Он знал об этих ее снах и раньше, но не задумывался о том, насколько тесно они переплетаются с личностью Оксаны, ее жизнью и работой, и насколько они реалистичны. На этот раз Городовая рассказала Крашникову об этом своем секрете все, что знала сама и о том, как он пугает ее, и о том, что он может быть связан с каким-то заболеванием психики, которым, возможно, страдала и ее мать когда-то, и потому она на протяжении многих лет ежегодно обследуется у лучших докторов Москвы. Она рассказала, наконец, что это и была одна из главных причин, почему Оксана предпочла расстаться с Дмитрием и остаться одиночкой.

     - Да уж… - ответила на высказывание Крашникова Оксана.