Яблони старца Амвросия (сборник)

– В отличие от вас, я говорю правду. Их уничтожил ваш дед. Неужели вам неизвестно, почему его фамилия не Постников, а Лаухин? Да не может быть! Наверняка вы знаете, что когда он отрекся от своего отца, то взял себе другую фамилию. Фамилию своего друга по семинарии, убитого интервентами. Его звали Яков Лаухин. Вот его имя здесь, на памятнике… А вот дневник вашего деда. Может, вам будет интересно узнать, как он отзывался о своем отце? Вот, читайте… И после этого вы еще смеете называть себя правнучкой отца Николая?!

Она не договорила. Пробежав глазами несколько строк, Ирина Германовна подняла голову. В глазах у нее стояли слезы, а губы дрожали, так что она едва смогла выговорить:

– Не может быть… Это неправда! Мой дедушка не мог такого написать! Вы не знаете, какой он был человек… Зачем в-вы мне лжете? Что я вам сделала?

Захлебываясь от рыданий, она швырнула книгу на землю и побежала к поджидавшему ее такси. Еще миг – и машина, сорвавшись с места, скрылась из глаз. А Нина так и осталась стоять у заброшенного обелиска…

* * *

Поздним вечером Нина Сергеевна сидела у себя на кухне, размышляя о событиях минувшего дня. И все больше понимая, сколь непростительную ошибку она совершила. В самом деле, почему она сочла Ирину Германовну обманщицей? Не потому ли, что с самого начала почувствовала неприязнь к ней? А прочитав дневник ее деда, и вовсе возненавидела ее. Увы, теперь она на собственном примере убедилась, что человек, объятый ненавистью, способен видеть все лишь в черном цвете. И не отличает друзей от врагов. Что же ей теперь делать? Позвонить Ирине Германовне и попросить у нее прощения? Но простит ли она ее? И захочет ли узнать правду о том, почему документы, подтверждающие ее родство с отцом Николаем Постниковым, оказались утрачены? Хватит ли у нее мужества принять эту горькую правду и смириться с ней? Или она предпочтет остаться при своем «не может быть»? Бог весть. Как говорится, человек предполагает, а Господь располагает.

И вполне может статься, что человек, мнящий себя героем и правдолюбцем, отречется и от собственного отца, и от Отца Небесного. Зато другой, казалось бы, неспособный на подвиги, останется верен Господу до конца. Потому что рядом с ним незримо пребудет Тот, Кто на людское «не может быть» властно отвечает: «Да будет!»

Выбор

Вера была еще совсем молодым врачом. Можно сказать, начинающим. И в городской поликлинике, куда она сразу же после окончания института устроилась на должность невролога (или, как раньше называли эту профессию, невропатолога), она работала всего лишь несколько месяцев. Надо сказать, что как раз во время ее учебы в институте в стенах этого вуза произошли столь разительные и радикальные перемены, что заикнись кто-нибудь о них еще лет десять назад, его могли бы посчитать человеком с весьма буйной фантазией, если даже не безумцем. Но тем не менее все произошло именно так: ректор мединститута, вероятно желая прослыть самым прогрессивным из всех ректоров городских вузов, открыл при нем храм. Разумеется, туда был назначен и священник. Им оказался не кто иной, как отец Павел Н., известный своей поистине апостольской ревностью о православии, хотя у этого мужа зрелых лет оная ревность подчас граничила с прямо-таки юношеским максимализмом. И поскольку для темпераментного отца Павла институт представлял собой, так сказать, непаханую ниву, он со всем присущим ему пылом и тщанием принялся насаждать в нем семена православной веры. Благодаря ему все аудитории и практикумы были освящены и в них появились иконы. А каждый учебный год теперь начинался и заканчивался молебном. При этом отец Павел настаивал на том, чтобы на этих молебнах присутствовали все сотрудники института, включая самого ректора. Тех же, кто пренебрегал христианским долгом, он, как говорится, невзирая на лица и звания, публично обличал, в связи с чем иные из солидных и влиятельных преподавателей, бывшие, что называется, людьми старой закалки, относились к батюшке весьма неприязненно. Что до студентов, то во время сессий они наперебой бегали в институтский храм, чтобы поставить свечку перед иконой или заказать молебен накануне очередного экзамена. Надо сказать, что, несмотря на все попытки отца Павла объяснить сим младенцам и младеницам в вере, что к экзаменам выражение «плавать» может быть применимо исключительно в переносном смысле, они, готовясь в очередной раз тянуть билетик, все-таки неизменно заказывали молебны иконе Богородицы «Спасительница утопающих»… Правда, в промежутках от сессии до сессии, когда, если верить старой песне, «живут студенты весело», их религиозность переживала резкий спад, что заставляло вспомнить известную русскую поговорку: пока гром не грянет, мужик не перекрестится.