На поданную Вашему Преосвященству несколькими лицами жалобу на меня имею честь дать Вам, как пастырь, свое истинное объяснение. Я служу священником в Никольской церкви более двадцати лет и до недавнего времени не имел никаких нареканий со стороны своих прихожан. Однако в последнее время, после приезда в Сосновку отца Виктора Т., мне постоянно приходится давать объяснения на жалобы, которые поступают на меня в епархиальное управление якобы от моих прихожан. Но в связи с тем, что большинство подписей на них являются неразборчивыми и неясными, а некоторые совершенно непохожи на имеющиеся у меня образцы росписей данных лиц, вероятнее всего, эти жалобы – дело рук нескольких человек, стремящихся выжить меня из храма и заменить на отца Виктора. Последний неоднократно, оставаясь наедине со мной, заявлял, что я зажился на свете и мне давно пора уходить за штат и освободить место ему. Его поддерживает стремящаяся занять должность церковной старосты певчая Мария Бестужева, в доме которой он проживает. Ранее я считал недостойным предавать огласке неблаговидные поступки своего сослужителя, однако в последнее время он потерял всякое уважение ко мне, своему настоятелю, и уже в открытую угрожает, что если мне дорога жизнь, я должен уйти за штат и убраться вон из Сосновки. И что если я не уйду добровольно, то он заставит меня это сделать. Я не считаю позором носить подаренную мне шесть лет назад вдовой одного из моих прихожан пыжиковую шапку и до сих пор поминаю ее мужа Николая. Я признаю, что поставил на могиле своей супруги и себе надгробия с чужих могил. Однако еще со времени моего приезда в Сосновку эти памятники валялись в небрежении возле храма, и никто из прихожан не мог сказать мне, кому они принадлежали и где они стояли ранее. В связи с чем я и счел возможным поставить один из них на могилу своей супруги, а другой приготовить для себя, стерев прежние надписи. Теперь я горько сожалею об этом, тем более что мой поступок сыграл на руку моим недоброжелателям, которые, чтобы выжить меня из Сосновки, истолковывают в дурную сторону все, что бы я ни делал. Если ради мира церковного мне необходимо уйти за штат, я готов сделать это. Однако умоляю Ваше Преосвященство разрешить мне после этого остаться жить в Сосновке, где похоронена моя матушка Таисия Ивановна, и быть погребенным рядом с ней. Я же с христианским терпением и смирением переношу посланное мне испытание, прощаю своих обидчиков и молюсь за них. Протоиерей Михаил Герасимов. 5 февраля 1964 г.».
– Он прибежал ко мне в тот же день, как умер отец Михаил… – нарушила наступившее тягостное молчание Мария Игнатьевна. – Таким я его еще никогда не видела. Сперва я даже испугалась, не сошел ли он с ума. «Маша, Машенька, уедем, уедем отсюда! – повторял он. – Как они могли? За что? За что?» – «Да что случилось?» – спросила я. И тогда он показал мне эти письма, которые нашел на полу, рядом с мертвым отцом Михаилом… Видите ли, тот очень любил Васю. Поэтому старался не посвящать его в свои дела. Неудивительно, что когда Вася нашел и прочел эти бумаги, прочитанное стало для него самым настоящим шоком. Он не ожидал, что церковные люди, тем более священники, могут так вести себя по отношению друг к другу… И прошло много лет, прежде чем он снова стал ходить в церковь. А тогда… Да что теперь говорить? Наверное, так было надо…
– Мария Игнатьевна, – решилась-таки спросить Нина. – Скажите пожалуйста, а ваш муж знал…
– Что прихожане Никольской церкви считают его убийцей отца Михаила? – горько усмехнулась вдова художника. – Да, он это знал. Как знал и то, кто именно распускал эти сплетни, чтобы свалить на него вину за смерть отца Михаила… Не знаю, кто ему рассказал об этом. Наверное, кто-то из жителей Сосновки, приезжавших в Н. Он старался никогда не вспоминать о прошлом. Лишь как-то незадолго до смерти сказал, что очень бы хотел побывать в Сосновке и поклониться могилам своих родителей (он всегда называл отца Михаила и его матушку отцом и матерью). «Так в чем же дело? – спросила я. – Давай съездим туда вместе. Что нам до всяких лживых сплетен? Давно пора навсегда положить им конец. Пусть люди наконец-то узнают, кто на самом деле виновен в смерти отца Михаила…» – «Нет, – неожиданно резко произнес он. – Я не поеду. О мертвых – либо хорошо, либо ничего». Я не поняла, что он имеет в виду. А спросить не решилась. А вскоре его не стало…
Они вдвоем допоздна пробеседовали за чаем на кухне у Нины Сергеевны. Потом отец Александр уехал, напоследок пообещав, что в ближайшее время поставит за алтарем Никольского храма памятный крест с именами Николая и Аграфены Постниковых. А со временем заменит его на каменное надгробие. Имена тех, кто когда-то построил Никольский храм, не должны кануть в небытие!