Он не стал ждать, пока Огестам предложит ему присесть, сграбастал стоявший у двери стул, небрежно сбросил лежавшие на нем документы прямо на пол и уселся напротив одного из тех судебных крючкотворов, которых он еще в незапамятные времена прозвал кучкой пижонов.
– Во-первых, Алена Слюсарева. Вторая девушка из Прибалтики. Она сейчас уже на корабле в Балтийском море. Едет домой. Я с ней говорил. На нее у нас ничего нет. Она не знает, кто такой Бенгт Нордвалль. И понятия не имеет, каким образом Граяускас удалось раздобыть оружие и взрывчатку. Ну и, конечно, о захвате заложников она тоже ничего не знала. Так что я отправил ее домой, в Клайпеду. Это в Литве. Ей туда нужно. А нам тут она совсем ни к чему.
– И вы отправили ее домой?
– А ты что, против?
– Вам следовало сначала проинформировать меня. Мы бы все обсудили, и если бы мы оба пришли к этому выводу, я бы со своей стороны дал разрешение отправить ее домой.
Эверт Гренс с омерзением смерил взглядом этого молодого пижона. Он с трудом подавил в себе желание разораться.
Потому что пришел к нему с лапшой, которую только начал аккуратно развешивать по его пижонским ушам.
Вот почему он проглотил свой гнев и запрятал его глубоко внутри.
– Ты закончил?
– То есть вы отпустили домой человека, которому, возможно, было бы предъявлено обвинение в хранении оружия, подготовке к противоправным действиям, несущим угрозу жизни и здоровью, и пособничестве в нанесении тяжких телесных повреждений?
Ларс Огестам пожал плечами и добавил:
– Ну конечно. Судя по тому, что вы сейчас рассказали, так оно и есть.
Гренс героически боролся с презрением, которое испытывал к молодому человеку, сидящему по ту сторону стола. Он даже не знал, откуда и почему это презрение взялось, – просто оно было, и все тут. Он терпеть не мог всех этих умников, которые воспринимали свой университетский диплом как путевку в реальную жизнь: еще и пожить-то не успели, а уже ни дать ни взять тертые калачи.
– А вот с Йохумом Лангом все иначе.
– Да?
– Пора ему получить все, что причитается.
Огестам показал на документы, которые Гренс только что скинул на пол.
– Здесь, Гренс, одни допросы. А больше ничего. И дольше я его держать в КПЗ не позволю.
– Позволишь.
– Не позволю.
– Позволишь. Мы докажем, что он виновен в смерти Ольдеуса. У нас есть свидетель.
– Кто?
Ларс Огестам – тщедушный, в круглых очечках, с челочкой на бочок. Ему исполнилось тридцать, но когда он вот так вопрошал, откинувшись в своем огромном кожаном кресле, то выглядел совсем мальчишкой.
– Лиса Орстрём, врач того отделения, где лежал Ольдеус. Кстати, она его сестра.
Огестам помолчал, отодвинул кресло, встал и смерил Гренса взглядом:
– Согласно рапорту, который я получил от вашего коллеги Сундквиста, опознание прошло не так гладко, как вы говорите. Да и адвокат прибежал ко мне и, естественно, требовал, чтобы я отпустил Ланга немедленно, потому что его никто не опознал.
– Ты что, не слышишь, о чем я толкую? Есть у тебя свидетель. Есть. Я тебе завтра его приведу. С утра пораньше.
Ларс Огестам снова сел, вместе с креслом придвинулся к столу и театральным жестом воздел руки:
– Гренс, я сдаюсь. Объясните. Растолкуйте, о чем речь.
– Завтра утром у тебя будет свидетель. Больше не о чем говорить.
Огестам сидел неподвижно, силясь понять, что происходит.
Он осуществлял прокурорский надзор за двумя расследованиями, которые вел Эверт Гренс. Оба преступления произошли в одно и то же время в одном и том же здании.
Но то, что он сейчас услышал, звучало подозрительно просто. Слюсарева уже усвистала домой, в деле Ланга появился свидетель – по идее, ему пора расслабиться. Ведь комиссар утверждает, что у него все под контролем. Но расслабиться не получалось. Что-то тут не сходилось. Что-то было не так.
– Журналисты еще…
– Насрать на них.
– Задают мне вопросы… Насчет мотива. Какой мотив был у Граяускас. Чего ради проститутка застрелила полицейского, а потом и себя, да еще в морге. И ответа у меня нет. А хотелось бы его иметь.
– Тут у нас пока нет ясности. Мы этим занимаемся.
– Ну вот опять, Гренс. Я не понимаю. Если у вас нет мотива – почему вы отпустили Слюсареву? Она единственный человек, который может что-то об этом знать.
Гренса охватил такой гнев, что он едва сдержался. Рявкнуть бы на этого малолетку! Но нельзя. Он связан по рукам и ногам. Связан этой чертовой ложью Бенгта Нордвалля. И поэтому приходится играть роль. Притворяться совсем не тем, кем он был на самом деле, соблюдать предельную осторожность. И вместо того чтобы накричать на Огестама, Гренс понизил голос почти до шепота:
– Слышь-ка, ты хоть передо мной тут большого начальника не изображай?
– Я прочитал запись ваших переговоров по рации.
Казалось, Огестам даже не заметил угрозы в сиплом шепоте комиссара. Он и глаз не поднял на Гренса, выкладывая страницы из папки, которая лежала у него на столе. Он точно знал, где находятся нужные ему документы.
Он выбрал строчку где-то в середине страницы и, водя по ней пальцем, прочитал вслух: