Яд для императора

– Вы снова не угадали, душа моя! – рассмеялся Айвазовский. – Я книг вовсе не читаю. В жизни не прочел ни одной – кроме Священного Писания, конечно. А зачем мне читать, если у меня обо всем уже сложилось собственное мнение? Меня уж за это кто только не ругал! И господин Глинка, и Николай Васильевич…

– Вы встречались с Гоголем? – в сильнейшем волнении воскликнула Катя. – И как он? Что он вам говорил?

– Ну, как… – художник пожал плечами. – Он все жаловался на нездоровье, в плед кутался… Хотя взгляд, помню, был очень живой, проницательный. Хвалил мои работы… Расспрашивал о родных… Я уж не так хорошо помню – ведь дело было пятнадцать лет назад, когда я путешествовал по Италии… Мы с ним, помнится, в Венеции встретились.

Катя хотела еще о многом его спросить, но художник отложил десертный нож и поднялся:

– Прошу меня извинить, но моя повозка, вероятно, уже прибыла. Я хочу как можно скорее вернуться в свое имение, чтобы хоть немного поработать. Было очень приятно с вами познакомиться. Всего хорошего!

* * *

Конечно, капитан Дружинин не смог сдержать своего обещания молчать всю дорогу до Петербурга, и общий разговор шел все шесть дней поездки. Естественным образом этот разговор вращался в основном вокруг письмоводителя Ласточкина.

– Я не знаю, какую методу примет господин статский советник, – заявил в первый же день пути поручик Машников, – но могу сообщить, как бы действовали господа офицеры из нашего жандармского управления. Они бы без долгих разговоров взяли бы этого письмоводителя и допросили его со всей строгостью. Глядишь, и заговорил бы!

– Со всей строгостью – это что же, иголки под ногти загонять? – спросил Дружинин, не считавший нужным скрывать свою неприязнь к навязанному им спутнику.

– Помилуйте, господин титулярный советник! Что вы такое говорите! – воскликнул поручик. – Шутить, наверно, изволите? В Российской империи пытка при допросах не употребляется со времен великой императрицы Екатерины, запретившей оную своим высочайшим указом. И без всякой пытки злоумышленники признаются, из одного лишь трепета перед начальством. Каковой трепет присущ всякому подданному империи.

– Ну, это вы, наверно, преувеличиваете, поручик, – заметила Катя. – Неужели от одного лишь трепета? Небось, каторги боятся, да еще виселицы…

– Страх наказания, конечно, тоже играет свою роль, – с важным видом кивнул Машников. – Однако смею вас заверить, что зачастую речь о возможном наказании даже не заходит, а подозреваемые уже начинают давать показания. Причем самые искренние и подробные. Да что далеко ходить? Шесть лет назад я сам был свидетелем такого искреннего раскаяния. Это было, когда расследовалось известное дело заговорщиков из окружения господина Петрашевского. Я тогда только начинал свою службу в жандармском корпусе и наблюдал, какие полные показания давали и сам Петрашевский, и его подельники.

– Скажите, а в допросах писателя Достоевского вы тоже принимали участие? – спросила Катя. Выражение лица при этом у нее было какое-то не совсем понятное; во всяком случае, Машникову оно не понравилось.

– Как вы сказали? Достоевский? – переспросил поручик. – Да, я слышал, был там такой артиллерийский поручик. И, кажется, он действительно что-то сочинял. Но в его допросах мне участвовать не пришлось. А что, вы о нем что-то слышали?

– Да так, кое-что, – кивнула Катя. – Но скажите, к чему вы все это нам рассказываете? В нашем случае вы тоже предлагаете так действовать? Задержать Степана Ласточкина, отвезти в жандармское управление и хорошенько допросить?

– Нет, дражайшая Екатерина Дмитриевна, не предлагаю, – отвечал Машников. – Несмотря на очевидные преимущества данной методы, есть в ней один недостаток.

– Какой же, позвольте узнать?

– Возможность осечки, вот какой. Потому что иногда встречаются такие характеры – кремень, да и только. Молчат, как воды в рот набрали. Говори такому, что хочешь, напоминай про Божью кару, про святость престола – ничего на него не действует. И что тогда делать? Как я понял из некоторых слов господина статского советника, в нашем случае промедление нежелательно, надо действовать как можно быстрее.

– Да уж, медлить не стоит… – произнесла Катя, переглянувшись с Дружининым. – И как же нам поступить в таком случае?

– Чтобы объект не имел возможности запираться, необходимо собрать на него неопровержимые улики! – с важным видом заявил поручик. – А для этого надо провести предварительное наблюдение. Установить его связи, характер, привычки – словом, выяснить все, что можно!

– Да, вот уж действительно важная новость! – не скрывая издевки, воскликнул Дружинин. – Сами мы нипочем бы не догадались, что за письмоводителем надо установить слежку!

– Уж не знаю, догадались бы вы или нет… – обиженно проворчал Машников.