Яд для королевы

Окружение королевы было куда менее приятным, чем в доме герцогов Орлеанских. Все дамы, необыкновенно родовитые и набожные, без большой симпатии отнеслись к молодой особе, которая мало того что посмела бежать из монастыря, но была еще и выслана из Мадрида. Только маркиза де Визе, отвечающая за постель королевы, проявила к Шарлотте искреннее дружелюбие. Она была испанка, и звали ее Мария Абарка. Когда политические отношения с Мадридом испортились, и все испанки, находившиеся на службе королевы, были высланы обратно за Пиренеи, уцелела лишь она одна, хотя королева умоляла оставить с ней еще и дорогую Молину, на чьих руках она росла, когда была маленькой инфантой. Так вот Мария де Визе, живая и веселая женщина лет тридцати пяти, прониклась к юной чтице симпатией и не скрывала ее. Дружба Марии и расположение королевы, которая часто вызывала ее к себе и ласково с ней беседовала, утешали Шарлотту. Еженедельно, по четвергам, Шарлотта весь день проводила с королевой. Это был особый день в жизни Ее величества, ее тайная тайных, и мало кто знал, где она его проводит. По четвергам королева одевалась чрезвычайно просто, накидывала плащ с капюшоном и садилась в самую обыкновенную карету без гербов и других знаков отличия. В карете уже стояли корзины с едой и лекарствами, потому что Ее величество отправлялась в больницу для бедных помогать сестрам милосердия ухаживать за больными.

В первый раз, когда королева взяла с собой Шарлотту, та не могла поверить своим глазам — Мария-Терезия в синем шерстяном платье, большом холщовом переднике, забрав волосы под тугой чепчик, ходила от постели к постели и ласково и усердно помогала больным. На каждой постели на тощем тюфяке лежали двое, а то и трое несчастных, и королева с неизменной кроткой улыбкой кормила одного супом с ложки и вытирала другому потный лоб. Ни один, самый отталкивающий больной, не пугал Ее величество. Зима выдалась суровой, и больница была переполнена. Со всех сторон слышались стоны, жалобы, кашель или хрипение. Болезнь и нищета равно потрепали жалкие тела лежащих здесь бедолаг, от которых исходил тяжелый зловонный запах. Безуспешно боролись с ним большие жаровни, расставленные кое-где в этом обширном помещении, чтобы хоть немного его согреть. Монахини в темных сутанах скользили, как призраки, среди жалких и отвратительных страдальцев. Помогали им и несколько сестер милосердия, но никто из них не делал столько, сколько делала королева.

Один случай особенно поразил Шарлотту, которая пока еще не слишком умело пыталась во всем подражать своей госпоже. Где-то в углу послышался надсадный захлебывающийся кашель. Там лежал старик, его только что приняли в больницу, и он между приступами кашля, чертыхаясь и ругаясь, просил напиться. Он был грязен до невообразимости, но даже грязь не могла скрыть его зеленоватую бледность и ярко-красные пятна на скулах. Ему подали воды, но он ее пролил с бранью, прохрипев, что ветеран битвы при Рокруа[71] не станет пить подобной мерзости. Старика снова стал бить кашель, и Мария-Терезия склонилась над ним. Потом она налила в стакан испанского вина и поднесла стакан к губам старика.

— Попейте, мой друг, — ласково проговорила она, — вам станет легче.

Мария-Терезия подозвала Шарлотту, прося помочь ей приподнять и поудобнее устроить больного, чтобы он смог напиться. Старик отхлебнул глоточек и пренебрежительно сморщился.

— Ну и пойло! Только собаки-испанцы пьют такую кислятину, а для меня, детка, найди чего-нибудь покрепче. Я старый солдат, воевал...

— При Рокруа, я уже запомнила, но вам станет лучше...

Новый приступ кашля стал выворачивать беднягу наизнанку, и его стошнило прямо на руки королеве. Монахиня, увидев это, чуть не упала от ужаса в обморок, но взяла себя в руки и поспешила на помощь.

— Иисус милосердный! Разве можно Вашему величеству приближаться к таким больным? Это же ужас, что он наделал!

— Ничего особенного, сестра. Хорошо бы хоть немного помыть этого несчастного. И вокруг него тоже. Принесите воду и тряпки, мы с вами вместе им займемся.

Вымыв руки, она принялась хлопотать вокруг больного, оттирая тюфяк и поудобнее устраивая старика. Тот слушался ее молча, не сводя с нее недоумевающих глаз.

— Господи! Да неужто вы и вправду... королева? Мария-Терезия снова ласково улыбнулась.

— Здесь я не королева, зато вы по-прежнему солдат короля и имеете право на мои заботы.

— Ну и дела! Значит, если мне повезет и я выцарапаюсь отсюда, то смогу всем рассказывать, что меня выхаживала королева Франции? А ведь король такого про себя сказать не может!

— Да... Не может... К сожалению...

В конце этого нелегкого дня королева похвалила Шарлотту, выделив ее среди остальных своих помощниц.

— Вы не отводите глаза, увидев нищету и грязь, и не боитесь испачкать руки.

— Мне было бы стыдно быть разборчивее и брезгливее вашего величества, — краснея, ответила Шарлотта. — А могу я узнать, что будет, когда королевский двор окончательно переселится в Версаль? Или, может быть, там тоже есть больница?