Яд для королевы

— Теперь вы поняли, что вам поручают? — осведомилась Сесиль.

— Я... О, да! Понял! Как мне благодарить вас за то, что вы вспомнили обо мне?

— Вы ведь любите ее?

— Я? О, да! Так давайте мне скорее ее письма! Где они?

От волнения его колотила дрожь. Шарлотта, желая его успокоить, коснулась своей рукой рукава его камзола.

— Вам придется немного подождать. Их еще надо написать, а вы ведь знаете, что с Ее величества не спускают глаз. Она не вправе взять сама перо в руки. Каждое ее письмо просматривает маркиза де Терранова. Больше того, каждое письмо, которое приходит из Франции, старая ведьма читает вслух перед обществом своих приспешниц под предлогом того, что священных ушей королевы не должно коснуться ни одно неподобающее слово.

— Господи боже! Да она еще несчастнее, чем я думал!

— Вот почему, дорогой граф, именно вам придется взять на себя роль гонца, — заключила Сесиль. — Если вы согласны, то мы встретимся с вами завтра, здесь же, примерно в то же самое время. Только прошу вас, не заходите в таверну!

— Только чтобы согреться! Я уеду на заре... следующего дня. А теперь позвольте мне проводить вас в замок. Уже стемнело, и двум девушкам находиться здесь небезопасно.

***

Шарлотта и Сесиль подошли к окну посмотреть, стоит ли еще на дороге их провожатый. Он поклялся, что не сдвинется с места, пока не удостоверится, что им ничто не угрожает. Узкий серп месяца показался на небе, и его слабого света оказалось достаточно, чтобы разглядеть господина де Сен-Шамана. Он уже пустился в обратный путь, но при этом выделывал престранные антраша и ловко жонглировал своей шляпой.

— Вы уверены, что мы не ошиблись в выборе? — забеспокоилась Шарлотта. — Поведение этого человека вызывает у меня сомнения. В конце концов, у королевы есть курьеры, и мы могли бы поручить отвезти письма им.

— Не стоит волноваться, милая Шарлотта. Может, он и не в себе, но с ума он сходит от любви. И будьте уверены, он загонит десяток лошадей, но доставит письмо скорее любой почты.

Мадемуазель де Невиль не ошиблась. Двенадцать дней спустя Франсуа де Сен-Шаман свалился (именно свалился, а не спрыгнул и не спешился!) с лошади во дворе Пале-Рояля. Через десять минут герцогиня Орлеанская уже приняла его, забрызганного грязью, полуживого от усталости, но сияющего от счастья. Он выполнил поручение, доверенное ему возлюбленной королевой, и передал двойное письмо в руки герцогини Елизаветы. Передал и, выходя из дворца, потерял сознание...

***

Герцогиня Орлеанская, направляясь в Сен-Жермен, вновь и вновь перечитывала письмо своей падчерицы, пытаясь себе представить, как примет король обращенную к нему мольбу, которую она взялась передать. Взялась, надо сказать, охотно: с самого начала она противилась этому безумному браку и от души жалела бедняжку, которую к нему все же принудили. Обрисованная в письме жизнь королевы испанской вызывала ощущение кошмарного сновидения. Дни, проводимые в вынужденной праздности, поскольку единственным разрешенным занятием считалась молитва, под неустанным взором злобного дракона в женском обличье, который в любом, самом невинном желании, видел преступление, и ночи без сна, рядом с мужчиной, который неумело терзал ее своими ласками и не был способен завершить их естественным способом. Да, от такой жизни любая молодая женщина взбунтовалась бы или сошла бы с ума. Опыт супружеской жизни самой курфюрстины был не так уж сладок, но герцог, по крайней мере, хоть и не был ее идеалом мужчины, но должным образом исполнял супружеские обязанности и дал ей детей, которые стали для нее величайшей радостью. У Марии-Луизы отняли возможность познать и это счастье. И разве не естественно, что девушка восемнадцати лет ищет возможности избавиться от такой жизни? Конечно, это вполне объяснимо. Но герцогиня Елизавета нисколько не обольщалась насчет отношения Людовика к подобному желанию юной королевы. Разве не сказал он племяннице, прощаясь с ней, что надеется никогда больше ее не увидеть во Франции?