Яд саламандры

Но ей шестнадцать всего. И по коже бегут мурашки от его горячей руки на ее талии. Жаркое дыхание опаляет висок, дурманя, а в нос забивается терпкий древесный мужской запах, тревожащий что-то сокровенное внутри. И серые лучистые глаза так смотрят…Так. На нее никогда еще никто так не смотрел. Мысли путаются от этого прожигающего насквозь взгляда, сердце стучит о ребра в бешеном ритме, грозясь выскочить наружу. Ифе, словно опьяневшая, поднимает на него затуманенные черные глаза и хрипло произносит.

— Это не я. Это мать…

Его глаза на секунду переливаются золотом, являя родовую магию, и принц убирает руку с талии девушки, вставая. Ифе охватывает паника. Нет-нет-нет! Она с ужасом смотрит, как Родэн приближается к ее отцу. Чувствует тяжелый вопросительный взгляд матери, от которого хочется сквозь землю провалиться. Надо остановить принца! Но ведь подумал, что она хочет за него! Великая тьма, нет! Ифе приподнимается было тоже, но ноги дрожат и не слушаются, а в горле пересохло так, что из груди вырывается только безмолвный надсадный стон. Ифе остается лишь беспомощно наблюдать за происходящим.

— Светлейший правитель Арката, доблестный Хамед Абу- Кале, — громко произносит Рэм, поднимая кубок вверх, — Прошу у вас руки вашей старшей дочери, наследницы Арката, Ифе Абу-Кале. И да осветит нас Великое Солнце.

В зале повисает гробовая тишина, и Ифе слышит лишь, как кровь шумит у нее в ушах.

Отец медленно встает, поднимает свой кубок и чокается с элийцем, а потом притягивает принца в свои медвежьи объятия.

— И да осветит молодых Великое Солнце! — взрывается зал приветственным криком. И лишь двое не в силах его подхватить. Юная Ифе, окаменевшая от охвативших эмоций, и шархана Мерина, пылающая ненавистью.

15. Чему быть, того не миновать

Изменила бы что-то Ифе?

Да, она бы сказала, что сама так вырядилась для встречи элийца, и Родэн бы отверг ее, как и планировалось. Тогда мать бы надавила на отца, что это оскорбление их рода. Отец бы разругался с императором, а юная шарханиана преспокойно вышла замуж за своего кузена. Но все пошло наперекосяк из-за неосторожно брошенного слова шестнадцатилетней девчонки, одурманенной вниманием красивого иноземца. Она и только она виновата в смерти своих родных. Даже не Родэн. И все, что Ифе могла сейчас сделать, чтобы почтить память своей горячо любимой матери, так это остаться верной ей до конца.

Кэна встряхнула головой, прогоняя тяжелые воспоминания, и вылезла из воды. Будто из ниоткуда появились банщицы и принялись тщательно вытирать ее. Их хитрые игривые взгляды жадно заскользили по оливковому телу, и Кэна с нарастающим смущением поняла, что они слышали последнее обещание принца прийти к ней ночью. Конечно, не поняли про пять лет, но сегодня вечером ее явно будут натирать с особой тщательностью. От их назойливого внимания стало неприятно, и Мескэнет прогнала девушек одним движением руки, а потом сама накинула своё легкое ничего не скрывающее платье.

Он придет. Внутри саднило от одной только мысли. И становилось страшно. Не боли боялась Кэна, нет. Она боялась себя. Боялась своей странной реакции на этого человека. Родэн, будто заклинатель, всегда завораживал ее своими стальными глазами, повергая в оцепенение, заставляя забыть о долге, чести и семье. Обо всем, что годами бережно и упорно вкладывали в нее. Стоило ему оказаться рядом, и Кэна терялась, не находя фарватер. Но лишь в его присутствии. Как только элиец исчезал из виду- его магия растворялась вместе с ним, не оставляя следов в душе девушки.

И поэтому страшно было подпускать принца ближе. Вдруг помутнение от близости наместника после проведенных вместе ночей полностью завладеет ей? Запутает мысли, сбивая? И еще эта тяга рода. Она давила на Мескэнет, заставляя воспринимать Рэма близким человеком помимо ее воли. Иррациональное неконтролируемое ощущение. Но от него уже не избавиться, как ни старайся, нужно лишь постоянно бороться.

Только вот как бороться, когда дистанции не будет совсем? Ко всему прочему в ее и без того взбудораженные чувства вклинивался самый обычный девичий страх первой ночи. Кэна примерно понимала, что будет, но ощущения были не знакомы ей. И от этого нервы натягивались как канаты, болезненно звеня.

Погруженная в себя, девушка сама не заметила, как оказалась в своей комнате. Устало опустилась на кровать, прикрыв ладонью глаза, и тут же была потревожена щебетанием Хатэ.

— Госпожа! Госпожа, вставайте!

Кэна недовольно посмотрела на нее. Лучистая улыбка служанки сейчас казалась ей издевкой.

— Госпожа, — Хатэ уже залезла в шкаф, собирая ее вещи, — Наш принц отдал вам бывшие покои самой шарханианы. Представляете?

Служанка резко повернулась к наложнице, взмахнув ворохом платьев в руках.

— Сказал, что вы оцените! Не правда ли, он самый щедрый! Там так чудесно, госпожа! И ничего не изменилось. Все так же, как было у Ифе Абу-Кале. Почувствуете себя настоящей принцессой.