— Черт его знает. Мне кажется, все не так просто. Понимаешь, несколько лет назад, находясь в командировке в Вильнюсе, я побывал в том детском доме, откуда мы взяли Ивана, кое с кем поговорил. Оказывается, у них там был еще один мальчишка-поляк, тоже чудом уцелевший при пожаре чуть ли не того самого дома, возле которого нашли Ивана. Он так и остался в приюте, закончил ремесленное училище и устроился механиком на какое-то судно. Директор показал мне его фотографию — у парня все лицо в шрамах. Обгорел во время пожара, а потом переболел не то ветрянкой, не то чем-то еще. Он у них записан как Ян — мальчишка помнил, как его зовут, но фамилию забыл. Они дали ему какую-то длинную литовскую. Вполне вероятно, что он, а не наш Иван, сын Соломиной.
— Нет, Мишенька, это не так, — тихо, но решительно возразила Амалия Альбертовна. — Они очень похожи с Машей. Наверное, они оба пошли в отца. Если бы я хоть издали увидела его, я бы определила, так это или нет.
— Но ведь для нас с тобой это не имеет никакого значения, — сказал Лемешев, с трудом подавив в себе вздох.
Они еще часа два бродили по жарким пыльным улицам Кинешмы, думая каждый о своем. Вернувшись в каюту, Амалия Альбертовна сбросила натершие до крови пальцы босоножки, легла на диван и попросила мужа задернуть шторы.
— Мишенька, ты только не волнуйся — со мной все в порядке, — сказала она. — Но я должна побыть одна. Поужинай без меня, ладно? И выпей чего-нибудь в баре. Мужчина должен хотя бы изредка выпивать, чтоб сохранять трезвый рассудок, верно? Ты ведь сохранишь его, да, Мишенька?..
Они сошли в Саратове, взяв с собой лишь самое необходимое. Лемешев договорился с капитаном теплохода, что тот оставит за ними каюту. «Композитор Скрябин» должен был вернуться в Саратов через пять дней, совершив намеченный тур по портовым городам вплоть до самой Астрахани. Лемешевы решились на это внезапно и, можно сказать, одновременно. У них не было никакого определенного плана действий.
— Возьму в пароходстве машину, и мы проедем в левобережную часть, — говорил Лемешев, когда они вселились в душный номер лучшей гостиницы в городе.
— Нет. Нужно ехать по правому берегу. И ни в косм случае не отдаляться от реки, — возразила Амалия Альбертовна. — Я помню, мальчик говорил мне по телефону, что каждый день купается в Волге. Еще он рассказывал Маше про какую-то косу, где купалась эта цыганка.
— На Волге тысячи песчаных кос. — Лемешев невесело усмехнулся.
— Но та… Мне кажется, я так ее и вижу. Я обязательно узнаю ее. Ах, как жалко, что Маша увезла с собой кольцо.
— Это все бабские бредни и суеверия, — не выдержал Лемешев. И тут же постарался сгладить свою резкость. — Мне кажется, Маша вспоминает о Ване каждый день. Это… это как будто дает какую-то надежду.
Он смущенно кашлянул, подумав о том, что под влиянием жены сам невольно стал суеверным.
Маша открыла сумку с надписью «Фонд Конуэя», которую ей вручил в аэропорту представитель фирмы. В ней оказались два великолепных концертных платья, две пары туфель и длинная коробочка с ожерельем из настоящих розоватых жемчужин.
«Жемчуг — это к слезам, — пронеслось в голове слышанное давным-давно еще в той, другой, жизни. — Только я не хочу, чтобы это были слезы из-за провала на конкурсе. Не хочу. Все, что угодно, но только не это».
На жеребьевке она вытащила карточку с цифрой «81» и сказала своему концертмейстеру:
— Я видела этот номер во сне. Он принесет мне Удачу.
Она пела в последний день первого тура и, еще не зная мнения жюри, поняла, что прошла во второй. «Но это всего лишь начало, — мысленно твердила она, выслушивая поздравления новых друзей. — Мария, собери всю себя в кулак и спой так, как ты хочешь. О Господи, помоги мне выступить так, как я хочу».
И она поцеловала маленький золотой крестик — его сняла с себя и надела ей на шею при расставании в аэропорту Аделина.
Она уже лежала в постели, когда раздался телефонный звонок.
— Поздравляю вас, Маджи, — сказал громкий бодрый голос Бернарда Конуэя. — И очень в вас верю.
— Вы откуда? — поинтересовалась Маша. Почему-то она очень обрадовалась, услышав его голос.
— Издалека, но ближе, чем вы думаете. Угадайте.
— Рим, — сказала Маша.
— Napoli, carissima. Это чуть-чуть южнее, зато здесь море, звезды и в барс поют Santa Lucia. Совсем как в том ресторане, где мы с вами обедали накануне Барселоны.
— Берни, прошу вас, верьте в меня. Мне сейчас это очень-очень нужно.
— Si, carissima. Я в вас не просто верю — я люблю вас всей душой. Вы меня слышите?
— Спасибо вам, Берни, — прошептала она. — Я… я так рада вашему звонку. Спокойной ночи.
Она положила трубку, погасила свет и закрыла глаза. «Только не надо ни о чем думать, — уговаривала она себя. — Конкурс, музыка, а дальше… Нет, и дальше только музыка. Я сильная, упрямая, выносливая. И я не хочу страдать. — Она крепко сжала пальцами крестик Аделины. — Господи, помоги мне — я так не хочу страдать…»