Яд вожделения

Все эти слухи сейчас промелькнули в голове Алены в одно мгновение, и она слабо удивилась, что снова не лишилась сознания и вообще не умерла на месте. Так вот какую участь уготовила ей зверообразная в своем жестокосердии Ульяна… Диво, диво, что Алена еще жива, что чудовище не загрызло ее тотчас, едва зачуяло в своей клетке. Может быть, оно пока сыто и решило для начала оглядеть свою будущую добычу, примеряясь, с какого боку к ней подступиться?

Что сделать? Решиться поглядеть на него? Пугнуть криком? Начать звать на помощь? А если это разъярит его? О, хоть бы пришли сейчас караульные! Может быть, если чудовище увидит пищу, оно отпустит Алену и ей удастся взобраться на решетку? Ведь руки и ноги у нее теперь не связаны.

Эти мысли метались в голове, а напряженное тело с дрожью ощущало зловонное дыхание обнюхивавшего ее существа, его когтистые лапы, которые, впрочем, держали хоть и крепко, но не причиняя боли. Это как-то внезапно дошло до Алены, а вслед за этим она опять ощутила осторожное подергивание за косу.

Казалось, существо чего-то от нее добивается… С трудом сдерживая дрожь, Алена приоткрыла глаза – и едва не закричала при виде лица, надвинувшегося на нее.

Самое ужасное, что это было вполне человеческое лицо, и черты его могли бы даже показаться красивыми, когда б не пустой, бессмысленный взгляд. Это были черты юноши лет четырнадцати-пятнадцати. Кожа изрыта оспинами, на щеке застарелый грубый шрам. Волосы сбиты колтуном, и можно только догадываться, что они некогда были русыми. Желтые зубы, сросшиеся брови… и внезапно оживившийся взгляд, который то избегал взора Алены, то робко приковывался к нему.

«Может быть, оно потому меня дергало за косу, что хотело, чтобы я открыла глаза?» – подумала Алена. Она слышала, будто звери не выносят пристального человеческого взгляда, а некоторые собаки, к примеру, могут от этого так разъяриться, что набрасываются на людей. И поэтому она остерегалась слишком уж вглядываться в этот жуткий лик, а тоже присматривалась к нему исподтишка, с замирающим сердцем, каждую минуту ожидая, что зловонная пасть разинется и кривые клыки вопьются в ее горло.

Но ничего не происходило, чудовище на нее не накидывалось, и все дольше становились мгновения, когда они с Аленою смотрели друг другу в глаза.

Взгляд чудовища сначала вспыхивал страхом, потом в нем появилось удивление. Потом Алена разглядела в его глазах легкое выражение удовольствия. Вот почему чудовище беспрестанно водит ручищей по Алениным волосам: оно гладит ее голову! Резкие прикосновения заскорузлой кожи и обломанных, грубых ногтей причиняли боль, выдирая волоски, но Алена решила стерпеть это. Она только слегка наклонялась вперед и постепенно ослабила натянутую косу. Теперь она могла хотя бы голову поворачивать, но стоило попытаться оглянуться, как чудовище испустило недовольное ворчание – едва слышное, впрочем; однако Алена сочла за благо больше не рисковать.

«А если заговорить с ним?» – подумала она. Конечно, это почти наверняка напрасная затея: помнится, рассказывали, что чудовище вовсе не понимает человеческую речь, ибо никогда ее не слышало, и все же Алена решила попробовать. Ей не сразу удалось разомкнуть пересохшие от страха губы, но наконец она вытолкнула из горла хриплое подобие слов:

– Кто ты?

Взгляд чудовища замер на ее губах, и Алена снова заставила их шевельнуться, проговорив:

– Отпусти меня.

Теперь голос повиновался лучше, звучал мягче, и хоть чудовище явно не понимало ничего, оно продолжало пристально смотреть на ее губы.

– Не убивай меня, – проговорила Алена. – Я тебе ничего плохого не сделаю.

Покрытые коростой губы чудовища дрогнули, разомкнулись – и с них сорвался какой-то нечленораздельный звук. Вот именно: это было не рычание, а некое всхлипывание, и Алена с изумлением поняла, что чудовище тоже пытается говорить! Вряд ли оно хотело выразить какие-то свои ощущения, вернее всего просто силилось повторять за Аленою. Очевидно, ему понравилась человеческая речь, хотя едва ли с этим существом кто-то прежде разговаривал. Наверное, оно все время слышало грубые голоса, в которых таился страх и ненависть перед его уродством. А медведица, у которой он вырос, – только ли рычала на него или как-нибудь урчала ласково, повизгивала?

– Отпусти меня, а? – попросила Алена как могла мягче. – Не причиняй мне вреда, Христом богом тебя молю. Ведь ты когда-то был человеком, значит, можешь кого-то пожалеть…