Ядерная ночь. Эвакуация

— Хорошо. Но до сеанса ещё сорок семь минут, — флегматично ответил прапорщик, выудивший из недр рюкзака какой-то провод.

— Эй, «мокрая пехота», в прикуриватель воткни, чтоб батарею зазря не тратить, — это было последнее, что я услышал перед тем, как захлопнул дверь «Патриота».

За время дороги Саечкин отдышался, привёл себя в порядок и к двери поста уже вернул себе человеческий облик.

— Эй, Таничев, не грохнули ещё шпионку? — с нарочитым, как мне показалось, весельем спросил он дежурного — такого же мордатого, как и он сам, старшего лейтенанта, обряженного в милицейский чёрно-серый «городской» камуфляж.

— Не, в камере сидит, — лениво откликнулся страж порядка.

— А я спецов из комендатуры привёз.

— Понятно. Сейчас дам команду доставить.

В помещении поста народу практически не было, только кемарил у видавшей виды милицейской «стационарки» сержант, да встретился в проходе рядовой-срочник (уж больно молод был пацанчик) с авиационными эмблемами в петлицах.

— Вот её документы. — Капитан вытащил из ящика стола два американских паспорта в синих обложках.

Виталик быстро просмотрел один документ, затем второй и, хмыкнув, протянул их мне.

«Julia Moor» — значилось рядом с фотографией весьма симпатичной молодой особы. Отчего-то на память пришла рыжеволосая голливудская актриса, но она, если память меня не подводила, звалась Джулианна.

«Ivan Moor» — написано было в другом паспорте, а с фотографии на меня смотрел улыбчивый карапуз. «Полгода ему — максимум», — определил я на глаз.

— Ну и как тебе шпионы?

— Охренительные! — Я передал паспорта Клоуну. — Прям Бонд и Мата Хари на разведке спецобъектов стольного града Торжка!

— Вы каким местом думали? — Виталик повернулся к Саечкину. — С чего взяли, что она шпионка?

— Так американка же! — с обезоруживающей наивностью ответил мордатый капитан. — И по русски говорит очень хорошо!

За спиной раздался смешок нашего грушника — наверное, тоже повеселился майор…

— А как, по-твоему, говорить девушке с именем Юля, имеющей сына Ивана, а? С сылным грузынскым акцэнтом, что ли? Она небось сама к вам пришла?

— Так точно. Сама!

— Лицом к стене! — донеслось из-за двери, потом дверь приоткрылась, и появилась веснушчатая физиономия: — Разрешите ввести, товарищ капитан?

— Давай! — несколько суетливо отреагировал Саечкин.

«А девчонка действительно хороша! Правильные черты лица с чётко очерченным упрямым подбородком, немного вздёрнутый нос, голубые глаза. Копна длинных светлых волос, собранных в пучок на затылке…» — оценил я нашу невольную гостью, бочком вошедшую в помещение и испуганно прижимавшую к себе белоголового карапуза в смешных джинсиках и ярко-оранжевой кофте с надписью «LA Lakers»[20] на спине.

— Nice to meet you, ma’m! — совершенно неожиданно заговорил грушник. — I’m major of Russian special forces and I’m glad to welcome you here![21] — выговор у Сашки был неплохим, лишь с лёгким налётом «славянскости» и слегка утрированным «ар».

— Вот теперь понятно, почему тебе, майор, дали такой позывной! — улыбнулся Виталик. — Барышня по-русски как бы не лучше нас тобой изъясняется. Так ведь, Юля?

— Да, — пролепетала гостья.

— Из эмигрантов или замуж вышла? — продолжил светским тоном Сибанов, подвинув девушке стул.

— Замуж, — всё так же смущённо ответила Юлия и, словно набравшись смелости, выпалила: — А вы не могли бы отдать мне мои вещи?! А то мне Ванечку переодеть надо. Подгузник уже два часа как грязный.

— Саечкин, ты что, опух? Быстро детские вещи сюда, вохра недорезанная! — набросился на ничего не понимающего капитана Виталик. — Или станешь Баранкиным и так и будешь на своём складе сидеть. Грузчиком! Это я тебе обещаю!

Заполошно метнувшись к двери, капитан, открыв её, заорал:

— Свечников, твою мать! Вещи задержанной сюда! Мухой, мля!

Сибанов же продолжил допрос:

— И как же гражданку США занесло в нашу глухомань?

— Мы к маме моей на лето приехали, вот я и решила к подружке в Питер съездить.

— На поезде?

— Нет, что вы! На машине. У меня там, — девушка показала на окно, — машина. А меня теперь арестуют и в тюрьму посадят? — Совершенно неожиданно по лицу её потекли слёзы. Видно, держалась девчонка из последних сил. — А Ванечку что же, в орфанэйдж? — Странно, что вместо русского «детдом» она произнесла это слово по-английски, ну да чего только не бывает. Видал я «свежих» эмигрантов, которые уже на пятом году принципиально перестают на родном языке изъясняться, как, впрочем, и матёрых человечищ, что родившись и всю жизнь прожив за границей, иному учителю русского языка фору по части «великого и могучего» дадут.

Ни с того ни с сего майор Саша присел перед девушкой на корточки и принялся утешать:

— Ты чего разревелась, дурёха? Была нужда тебя арестовывать-то? Сейчас во всём разберёмся и поедешь себе восвояси…