Ядерная осень

Они махнули, и Август, взяв Егора за руку, поволок его в дальний угол своих просторных хором. Там на стене были развешаны мужские рубашки и женские блузки, миниатюрные сумочки и огромные банные полотенца, платки, шаровары, салфетки. И все это было покрыто вязью разноцветной вышивки. Отдельно лежали скатерти, а простенки между окон занимали картины. На ближайшей красовалась симпатичная мулатка на фоне океана.

Егор открыл рот.

– Вот, можно сказать, наша мастерская и одновременно музей.

– Вы это все сами?

– Да, это мы с женой. Между прочим, охотно покупают. Этим и живем.

Егор смотрел на Августа Игоревича. Его удивляло, что война до сих пор не перевела этого чудака на удобрения. Вообще вышивание гладью, крестиком и прочее шитье у Егора прочно ассоциировалось с томными дородными тетками, изнывающими холодными зимними вечерами от безделья, не с такими живчиками мужеского пола. Энтузиазму и увлеченности, а главное, нескончаемому оптимизму Августа Игоревича можно только позавидовать. Вон он уже полчаса балаболит о своих творениях, не остановишь. И главное, как говорит: «Делаем, покупают, этим и живем». Неужели он думает, что в этом вселенском хаосе нет дела важнее, чем вышить точную копию храма Василия Блаженного на рушнике? Он и сам какой-то блаженный. Долго ли просуществует этот оазис, эта тихая заводь посреди развалин и радиационных полей, посреди бесчинствующих банд мародеров и абсолютного безвластия? Вернется ли этот местный Кулибин, поехавший в город за запчастями? Может, его самого давно уже разобрали на запчасти? А одинокий участковый? Что он сделает с десятком-другим дезертиров, встретившихся на его пути?

Егор вздохнул.

– Вот и я тоже думаю, кому передать свое ремесло, – по-своему истолковал вздох парня Август Игоревич. Он в это время уже прочитал гостю целую лекцию о народных промыслах и плавно перешел к вопросу преемственности. Конечно, ему хотелось выговориться, хотелось похвастаться перед кем-нибудь своими работами. В лице Егора он нашел благодарного молчаливого слушателя. Но слушатель этот на самом деле рассказчика не слушал.

Заверещали надоедливые цикады, с огорода потянуло сыростью.

– Завтра, должно, потеплеет, – Август Игоревич подбросил поленьев в печь. – Хотя кто его знает теперь. Природа просто взбесилась, вернее, это мы ее так.

Егор снял ботинки и забрался под теплое ватное одеяло. Так хорошо было здесь: по-домашнему уютно и спокойно. Нет, врешь сам себе. Неспокойно. Хрупко это спокойствие, ненадежно. Вон в голове-то мелькнула мысль, что свечу-то у окна на столе хорошо бы было и затушить. Иначе, не ровен час…

Веки смыкались, «кот Баюн» исправно делал свою работу.

Проснувшись рано утром, Егор засобирался в дорогу. Ему не хотелось надолго задерживаться в этой деревне. Где-то на уровне подсознания хоронилась мысль о том, то все местное благоденствие может закончиться в считаные минуты, а у него ну не было никакого желания становиться этому свидетелем.

Да он просто сбежал. Местный изобретатель так пока и не вернулся. А это уже о многом говорило. Того и гляди, нагрянет в этот рай ревизия городских «чертей», подгоняемых блатными.

Наполнив флягу свежей колодезной водой и поблагодарив хозяина за пару кабачков, пяток помидоров и несколько яблок, которые подсунул ему Август Игоревич при прощании, Егор закинул все это в рюкзак и, не оборачиваясь, зашагал в сторону остановки местного автобуса, который здесь не видели, пожалуй, что со времен Советского Союза.

Через два часа, обогнув возвышающуюся на пригорке березовую рощицу, Егор вышел к реке. Когда-то здесь была паромная переправа, но теперь мертвая туша парома застыла, воткнувшись в песчаный уклон противоположного берега. Никакого намека на лодку поблизости не было, и он понял, что придется перебираться вплавь.

Егор побродил вдоль берега и нашел в кустах старую покрышку то ли от трактора, то ли от грузовика. Повезло, можно сказать. Получается отличный плот, на который можно положить рюкзак и завязанную в узел одежду. Так он и сделал. Недолго думая, снял с себя все. Кого стесняться?

Выйдя из реки на том берегу, Егор сразу обтерся запасной футболкой и, трясясь от холода, принялся натягивать одежду. Тут-то и шарахнул практически над ухом одиночный выстрел. Просунув голову в ворот свитера, он схватил рюкзак и куртку и медленно, стараясь не шуметь, юркнул в кусты.

– Промазал, кажись. – В трех-четырех метрах от того места, где затаился Егор, зашевелились заросли сухого камыша, и на песчаную косу вышли двое.

На одном из них явно была тюремная роба. Егор такую видел по телевизору. Второй же в милицейском бушлате и с «укоротом» в руках разглядывал что-то на том берегу. Зэк в это время поигрывал пистолетом.

И как они его не заметили?

Егор посмотрел туда, куда уставилась эта странная парочка. Там в камышах что-то с треском продиралось подальше от полусгнивших опор недостроенного моста.

– Дай теперь я шмальну, – зэк поднял пистолет.

– Не, не надо, – мент повесил «ксюху» на плечо. – Все равно достать потом не сможем.

– А мы Уксуса сейчас подгоним, он у нас заместо спаниеля будет.