Зарево пожара было видно в Майдане аж до глубокой ночи. На него любовались, когда разгружали мешки с мукой с единственного уцелевшего «КамАЗа», который стоял в хвосте колонны и который, рискуя угодить под хаотично разлетающиеся боеприпасы, лихо вывел из-под огня безбашенный Хазаров. Гулкое эхо разрывов перекатывалось по окрестным лесам до вечера следующего дня. Его, наверное, можно было бы услышать и в самой Казани, но там это эхо слушать было некому.
Глава 4
Декабрь
1.12.2026 г. Москва, ул. Тверская
Сергеев шел по Тверской, толкая перед собой тележку, взятую из ближайшего супермаркета, которая доверху была набита всяческой музейной утварью. Естественно, не бронзовыми чашами, статуэтками и амфорами. Бинокли, финки, кортики, пара керосиновых ламп и прочая мелочь, взятая из бывшего Музея революции, из экспонатов превратились в неплохие трофеи, за которые на уже организовавшемся черном рынке (а куда же без него?) можно было бы выменять не так уж мало жратвы или патронов. И вот они теперь, опередив незадачливых мародеров, волокли все это на Лубянку, в объединенный штаб сопротивления, рядом с которым теперь находился и совет начальников станций, переехавший сюда с Пушкинской. Именно выполняя решение совета, гэбээровцы и шастали по всем окрестным музеям в поисках полезных вещей. Теперь, благодаря этому, например, совет имел возможность печатать нормальные продуктовые карточки, отказавшись от тех самопальных, которые было довольно легко подделать. В машзале бункера ФСБ уже стояли принесенные из Политехнического музея действующие машины: «Аугсбург» тысяча девятьсот четвертого года выпуска, «Графотайп» тысяча девятьсот десятого и даже старушка «Линотип», скрипящая своими механизмами, аж с середины восемнадцатого века! Но Епифанов все же захватил с собой похожий на старинный стул небольшой печатный станок, обнаруженный им в одном из залов бывшего Музея революции. Как теперь назывался этот музей, Сашка не знал, но не революции – точно. Там было много всякой всячины, не имеющей ничего общего с «Великой Октябрьской». Например, автомат «ППШ», в который вцепился Сашка и, несмотря на все уговоры Сергеева, тащил сейчас с собой, то и дело косясь на его массивный диск. Такой каприз дорого обошелся Епифанову. Ведь помимо этого мастодонта, он тащил еще привязанный к спине стулообразный печатный станок и коробку со свинцовыми формами.
– На кой черт ты взял это чудо? И так еле плетемся, – Сергеев пнул ногой открытую переднюю дверь стоящей поперек дороги маршрутки.
– А что? Калибр 7,62 миллиметра. 71 патрон в диске…
– Ага. Шесть кило веса и отдача…
– Да ладно… Вон, бабулю тележкой не задави, – Епифанов кивнул в сторону крадущегося к ним существа.
Сергеев посторонился, давая дорогу старушке, но та, вцепившись ему в локоть, забормотала. Сначала шепотом, неразборчиво, но с каждой секундой все громче и громче:
–
Лейтенант попятился, увлекая за собой тележку.
–
Сергеев попытался высвободить правую руку, на которой висела старушенция, но она еще крепче вцепилась в его локоть.
–
Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.
Епифанов протер запотевшие окуляры противогаза и с интересом наблюдал за растерявшимся напарником.
–
– Где-то я уже это слышал, – Сашка задумался. – Ах да! Апокалипсис от Иоанна. В фильме про Чернобыль еще…