Ядерная осень

«На голодный желудок спать вредно» – красная точка в конце красных букв этой фразы бегущей электронной строки над дверью вагона буравила его лоб. Топоров потер ладонью чуть выше переносицы.

«На голодный желудок спать вредно» – не унималась бегущая строка. Он затравленно огляделся. Пассажиры с каменными лицами сидели-стояли, уставившись, казалось, немигающими взглядами в однообразную вереницу кабелей за окнами, не замечая немых воплей подземного Минздрава.

«На голодный желудок спать вредно» – поезд бесшумно вплывал на станцию. Еще сквозь стекла неоткрывшихся дверей Топоров увидел знакомые отблески костров и суетящиеся на их фоне фигуры местных «синяков». Двери открылись. Пахнуло гарью и кислятиной. Никто не выходил. Ему тоже не хотелось окунаться в смрад станционного бомжатника и покидать вагон с пускай какими-то не живыми, но аккуратно одетыми, цивильными попутчиками.

Поезд тронулся. Платформа, покачиваясь, исчезала позади. Меткой лазерного прицела треклятая точка жгла лоб.

«На голодный желудок спать вредно». – Топоров дергал за полу пиджака респектабельного владельца солидного кожаного портфеля.

– Э-э-э, – ноль реакции. И девушка в наушниках не желала взглянуть на бегущую строку.

Поезд снова вкатывался на «Площадь Ильича». Двери открылись, и опять никто не вышел. Тронулись, набирая скорость. За стеклом промелькнули служебные помещения.

– Да что ж он, гад, по кругу ездит, что ли? – Инспектор задохнулся от негодования.

«На голодный желудок спать вредно». – Он рванул в сторону кабины машиниста, расталкивая полуманекены:

– Щас я те покажу, что вредно, что полезно.

Дверь в кабину отворилась неожиданно легко, а он уже был готов ее штурмовать. Уцепившись за плечо, Топоров рывком развернул машиниста. Блики хилых костерков приближающейся станции отразились в стеклянных глазах толстяка, еще недавно так не желавшего расставаться со своим «Фольксвагеном».

– «…при выходе из вагонов просьба не оставлять свои вещи…» – напомнил молчавший до этого металлический голос из динамиков.

Толстяк, улыбаясь, вынул из отверстия во лбу короткую, сантиметра три, опиленную с двух сторон веточку-затычку с так же опиленным, маленьким сучком и вложил ее в руку Топорова. По переносице потекла тонкая, алая струйка. Инспектор рванулся из кабины и, споткнувшись, полетел между вагоном и платформой «Площадь Ильича».

И-е-ых – воздух со свистом ворвался в его легкие. Как из катапульты, Топорова вышвырнуло из мокрого от пота тряпья. Тяжело дыша, он побрел в сторону станции, волоча намотавшиеся на ногу лоскуты. Гермодверь обводного шлюза он прошел на автомате, даже не оставив дремавшему на посту дозорному два положенных за вход-выход патрона. Впрочем, их, кажется, уже давно никто не оставлял. Наверху, у эскалаторов в нерешительности топтались еще двое «ходоков». Видимо, «три» было критическим числом, придававшим храбрости, и новоявленная поисковая группа отправилась на промысел. Топоров шел впереди, пытаясь вспомнить, сколько у его «грача» патронов в обойме. То ему это казалось важным, то неважным.

– На, – тот, что постарше, сунул ему одну из двух пластмассовых пятилитровых канистр.

– За спиртягой идем. Там у «Серпа» товарняк стоит. Есть цистерны с техническим.

Когда они плелись по трамвайным путям, Топоров боковым зрением уловил мелькание камуфляжа за цепочкой дохлых трамваев по ту сторону площади. Раньше того, как ветер донес до него характерный звук работающего «калаша», пули разошлись веером над их головами. Брякнулись на асфальт. Бзиньк, первая из новой очереди срезала огрызок стекла, остальные четыре впились в обшарпанную стену «Ростикса». На голову посыпался штукатурный дождь. Те двое поползли обратно к метро. Гады!

Та-та-та.

Один вдруг задергался, вытянул одну ногу, вторую поджав к животу, из-под которого медленно расплывалось темное пятно. За трамваями радостная суета, оживление. Второй пополз быстрее. Топоров, воспользовавшись тем, что внимание «камуфляжных» сосредоточилось на том, кто подсунул ему канистру, попятился раком. Уронил пистолет. Тут же подобрал. Стрелять или не стрелять? Какое там – руки тряслись крупной дрожью. Дополз до угла – и со всех ног в проем двери секонд-хенда. Показалось, сзади топот, выстрелы и пронзительный вой того, кто остался на площади.

Путаясь в вешалках со шмотками, не обращая внимания на изрезанные зубцами стекол руки и колени, прыгнул в окно. Вот они – вагоны. Оглянулся, никого. Залег в одном из углов вагона, за мешками с цементом, накрывшись мешковиной. Сердце тук-тук. Кажется, слышно даже в Перове.

Пролежав до темноты, Топоров вылез наружу и двинулся вдоль состава. На дне вагона-бункера, поползав на карачках, наскреб в фирменный пакет из закусочной немного семян то ли овса, то ли пшеницы вперемешку с шелухой. Оказывается, все это время он не выпускал из рук канистру. Нашел он и ту самую цистерну со спиртом.

Уже выйдя окольными путями к метро, Топоров ощутил запах спирта, одновременно почувствовав, как жжет стекающая по изодранной ноге огненная жидкость. И точно – в канистре дырка. Но одна.