Ядерное лето 39-го

Когда он отошел от окна, занавеска обвисла, и щель сузилась до минимума. Тот свет, что вяло лился из окна, подчеркивал полную разруху в помещении. Выцветшие обои в нелепых крупных лилиях были ободраны, обнажая подклейку из таких же ржавых старых газет, что на окне; доски пола кое-где выломаны, видны темные брусья поперечного настила. На полу сор и бесполезные вещицы – растрепанные и растоптанные книги, расколотая чашка, облезлая женская шапочка. Диван изорван, как если бы его терзала сотня кошек; торчат пружины.

Взяв древний гнутый стул, Серый старательно утвердил его на дырявом полу у голого стола, где стоял реликтовый приемник с затянутым тканью динамиком, бессмысленно выпученным глазом индикатора и круглой ручкой настройки под полукругом поисковой шкалы.

Серый манипулировал с приемником неторопливо и уверенно. Хотя глаза его оставались пристально-бесчувственными, лицо невольно выдавало нетерпение и даже слабые порывы раздражения. Что-то не поддавалось его усилиям; он снял кепку и пригладил прямые светлые волосы, затем продолжил свою настойчивую возню. Щелчок. В глазах Серого отразился медленно разгоревшийся зеленый огонек индикатора, и прищур век стал довольным. Удалось.

Удача прозвучала скрипом эфира и неразборчивыми голосами, которые пробивались из динамика возгласами, бормотанием, сладким мурлыканьем – но рука поворачивала регулятор, стрелка ползла по облупившейся от древности, едва читаемой шкале, горевшей изнутри беспокойным оранжевым светом. Марш, бряцанье литавр. Затем – голос, без выражения и довольно редко повторяющий вдали одно-единственное слово, как зов маяка, что-то вроде «Контерт… Контерт… Контерт…»

– Да, да, – прошептал Серый, почти приникнув к динамику и облегченно закрыв глаза.

– Гут, – сухо отрезал голос. Затем он принялся с паузами выговаривать числа: «Сем тысач шестсот сорок два. Тысача нолль двенатцат. Нолль двести нолль четыре…»

Серый лихорадочно записывал вслед за голосом, иногда морщась от помех, перебивающих неживые слова из динамика.

– Повторите с ноль пятьсот. Да. Понял.

Приемник запел под ретро-музыку женским голосом, соблазнительным и ласковым. Серый что-то быстро вычислял, вычеркивая и дописывая на своей бумажке, затем беззвучно прочитал итог. Лицо его смягчилось и разгладилось, насколько это может сделать презрительная и высокомерная маска. Надев и аккуратно оправив на голове кепку, он встал и спрятал листок в карман пальто, потом огляделся, подыскивая предмет потяжелее. Приемник продолжал петь мяукающим голоском, обещая нечто сказочное. Серый поднял его шнур, дохло свисавший к полу и никак не связанный с розеткой, дернул, потом рванул резко и сильно – шнур оторвался, но приемник пел и заливался нежным женским смехом.

Комната поплыла по кругу; облезлые лилии, страницы рваных книг, витки пружин настойчиво лезли, выпирали, громоздясь и искажаясь. Глухой неясный голос сильно произнес, подавляя женское пение: «Ты призван, призван. Ты призрак! Приказ… приказ…»

Серый выбрал из кучи обрезок дюймовой водопроводной трубы с коленом, похожий на клюку, замахнулся и обрушил его на лакированный корпус. Приемник крякнул, музыка оборвалась, и дамочка с неженской яростью заголосила: «Швайне! Фер-флюхте швайне!!», но тут новый взмах и треск заставили ее умолкнуть. Весело оскалившись, Серый крушил и крошил приемник, пока не сбросил его дребезги со стола. Откинув трубу и отряхнув руки, Серый коротко и церемонно поклонился на прощание и вышел, со стуком открыв дверь ногой.

Обшарпанный подъезд встретил его уходящими вниз крутыми лестничными маршами; на одной из площадок к нему повернулись, неприятные лица трех курящих парней с банками в руках.

– Уууу. Здорово, мужик.

Лицо Серого осталось вежливым и бесстрастным; он лишь поиграл пальцами правой руки. Слабо, далеко послышалось недавнее пение и женский смех. Последовала вспышка, лестница перевернулась и косо встал потолок.

Серый не спеша спускался дальше по лестнице, а двое парней нагнулись над третьим, с трудом поднимающим от пола разбитое лицо. На ниже лежащей площадке Серый чуть замедлил шаг и полуобернулся:

– Вы что-то хотели сказать? – пальцы разминались, словно сгоняли с себя онемение от тяжелой работы.

– Н-нет, – упавший сплюнул кровью.

– Я так и думал, – Серый исчез за ступенями.

* * *

Это был частный сектор – череда деревянных одноэтажных домов с шиферными крышами уголком, порой с резными наличниками на трех окнах, по-деревенски глядящих на улицу. Через заборы перевешивались облетающие яблони, брела от колонки бабушка с ведром, из квадратного выреза в подворотне выглянула рыжая кудлатая дворняга.