Ядерный будильник

На третий день своего пребывания в Москве Алексей твёрдо усвоил, по крайней мере, одно правило — ничему не удивляйся. Мужчины в париках, сумасшедшие художники с пистолетами, зверского нрава женщины плюс гостеприимный обычай избить до полусмерти, а потом напоить чаем с крекерами — все нормально, все так и должно быть. Самое подходящее место, чтобы протестировать человека — годится он для второй жизни или хватит с него и той, одной, уже прожитой довольно быстро и довольно бездарно.

— Давай посмотрим, — сказал ему Харкевич на прощание. — Посмотрим, что у нас с тобой получится. Проблема в том, что насчёт тебя нет единого мнения. Морозова тебе не верит, Мамонт тебе верит, а я пока не знаю, верить тебе или не верить. Решить это можно только одним способом — делом. Если ты действительно хочешь вести с нами дела, принеси деньги. Принесёшь деньги, получишь товар. Вот так-то, Лёша.

— Ясно, — сказал Алексей. — А кто этот Мамонт, который так в меня верит? Я что-то не помню такого…

— Помнишь. Это он тебя так уделал в подвале. Мамонт — простой парень, он думает, что раз ты выдержал его обработку, то скрывать тебе нечего. У Морозовой другое мнение. Вообще-то я думал, что ты сначала спросишь про деньги.

— А я должен?

— Наверное.

— И что я должен спросить про деньги?

— Сколько ты должен принести.

— Хорошо. Сколько я должен принести?

— Пятьдесят тысяч долларов.

— Ага, — автоматически сказал Алексей. Харкевич внимательно посмотрел ему в глаза и повторил:

— Пятьдесят тысяч долларов.

— Ага, — снова сказал Алексей. Он ответил бы точно так же, если бы ему назвали сумму в миллион или в десять миллионов. И то и другое были абсолютно нереальными и запредельными вещами, которые встречаются разве что в фильмах про американских бандитов.

— Мы не мелкая лавочка, мы работаем по-крупному. Дон Педро должен был тебе об этом сказать. Ну и ты всё-таки новый человек, с которым мы ещё не до конца разобрались, поэтому сумма будет такой. Мы ждём тебя с деньгами через два дня. Тебя устраивают условия?

— Да, — сказал Алексей. — Абсолютно. Ну, так я это…

— Что?

— Пойду схожу за деньгами.

— Да-да, конечно. Тебя проводят, — вежливо сказал Харкевич.

2

Художник Миша Розанов вспоминал Алексея минут пять, не меньше. Несколько раз он хватался за виски, тёр глаза и приговаривал: «Сейчас, сейчас». Потом всё-таки контакты внутри его взъерошенной головы воссоединились, он облегчённо вздохнул и сказал:

— А-а-а… Ты же с этим… С Данилой чего-то не поделил… И ты ещё пистолет у меня забрал… Ты мне пистолет принёс?

— Нет, — сказал Алексей. — И вообще, зачем тебе пистолет, если ты художник?

— Ну, ты и спросил, — неуверенно засмеялся Миша. — Как же без пистолета… Он мне нужен. Я, правда, не помню для чего… Но ведь для чего-то я его купил? Погоди, я сейчас схожу поблюю, а потом сразу все вспомню. Ты пока проходи, чувствуй себя как…

Тут неотложные дела позвали Мишу в глубь мастерской. Пока он отсутствовал, Алексей разглядывал длинную полупустую комнату с одним большим окном. Напротив окна стояла какая-то деревянная конструкция, а рядом на полу — множество баночек с краской. Теперь Алексей готов был поверить, что хозяин комнаты — художник. Шеренга пустых бутылок возле потрёпанного дивана также подтверждала этот факт.

В армии сведущие люди рассказали Алексею, что все художники и писатели — алкоголики или наркоманы, а все певцы — пидарасы. До сих пор Алексею не представлялось возможности проверить это на собственном опыте, поскольку ни в армии, ни в родном городе певцов и писателей как-то не водилось. А Москва оказалась воистину культурным центром, поскольку уже третий человек из встретившихся Алексею (после бармена и Дона Педро) оказался творческой натурой. Правда, эта творческая натура почему-то искала вдохновения на полуночных пустырях с пистолетом в руке, но, в конце концов, на то она и творческая.

Выбравшийся из ванной Миша выглядел уже не так благообразно, как памятным вечером в клубе, — все выпитое тогда и позже теперь отражалось на его помятом, утомлённом лице. Он печально посмотрел на Алексея и выразил своё состояние одним веским словом:

— Тяжело.

Алексею было тяжело совсем по другим причинам — после общения с ботинками Мамонта он всё ещё чувствовал себя ватной куклой, которую оживили и заставили двигаться.

Миша слил в один стакан остатки из нескольких бутылок, скептически поморщившись, оценил результат, но тем не менее выпил.

— Тебе не предлагаю, потому что… Потому что самому мало.

Алексей не обиделся, он осторожно присел на диван и едва не вскрикнул — тело вопило от боли. Цена доверия Мамонта оказалась неслабой.

Трезвеющий Миша подозрительно наблюдал за гримасами Алексея и блеснул профессиональной наблюдательностью:

— У тебя лицо какое-то… Тогда у тебя было другое лицо.

— Точно, — согласился Алексей. — Оно было меньше по размеру… И не так болело.

— Данила подставил! — догадался Миша. — Я же тебе говорил, не верь этому козлу! Заболтает до геморроя и подставит… То есть ничего у тебя с ним не вышло, — сообразил некоторое время спустя. — А я-то надеялся…