Ядерный меч Сталина: немецкий след

Октябрь. Добываемые разведкой материалы об американском атомном проекте свидетельствуют, что соперник делает ставку на атомную взрывчатку не из урана-235, а из продукта его облучения в котле, то есть из плутония(!). В гениальности Курчатова и тогда, в 1946-м, наши вожди не сомневались — иначе его не назначили бы научным руководителем советского атомного проекта. Но сам-то он чувствовал себя способным совершить подобный подвиг — гарантировать получение плутония как ядерной взрывчатки? Ответ на этот вопрос находится в письме Берии от 2 октября, адресованном товарищами Заве-нягиным, Первухиным, Малышевым и Курчатовым, с обоснованием необходимости привлечения доктора Н.В. Риля к разработке выделения плутония из облученного урана и к проектированию специального цеха на заводе № 817.

Для обеспечения строительства этого завода организуется собственный лагерь под индексом п/я 2, будущий «Челябинск-40» в Кыштыме. По состоянию на 1 октября 1946 года численность заключенных в лагере составляет 5900 человек, на 1 января 1947-го — 7600, а на 1 января 1948-го — 20 400(!).

В ночь на 23 октября СМЕРШ по всей Восточной Германии проводит спецоперацию по дополнительному вывозу в Союз 300 физиков-ядерщиков и специалистов иных профилей, следы которых в нашей стране теряются.

25 декабря — настоящая веха в истории советского атомного проекта. Курчатов осуществляет запуск первого экспериментального атомного котла. В этот момент участники дей-ствия, включая не только самого Игоря Васильевича и его соратников, но и членов правительственной комиссии, убеждены и свято верят в то, что человечество впредь никогда не узнает двух фактов, относящихся к данному событию. Во-первых, запущенный Курчатовым аппарат представляет собой конструкцию, целиком добытую (в чертежах, схемах и образцах используемых в ней материалов) нашей разведкой в США, где ее абсолютная копия, а точнее, первый в мире экземпляр, была запущена еще в конце 1942 года. Во-вторых, весь уран, используемый в конструкции нашего котла, получен доктором Н. Рилем и коллективом руководимых им немецких специалистов на заводе № 12 в Электростали по технологиям немецкой фирмы «Ауэргезель-шафт» на вывезенном из Германии оборудовании.

Но победителей, как известно, не судят, и никто славой с немецким ученым делиться не собирался, хотя по этой же технологии Риля позднее в Электростали будут получены первые партии металлического урана для первого советского уран-графитового котла на Урале.

Часть XV. В поиске технических решений

Как и в прежние годы, в летописи 1946 года остается немало событий без конкретной привязки ко времени. Что не умаляет их значения в советском атомном проекте. Вот лишь некоторые из них.

Спецкомитет принимает решение об организации лаборатории Б, куда одним из первых переводится уже упоминавшийся нами в начале рассказа бывший советский невозвращенец, радиобиолог и генетик Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. Одновременно туда направляются наши заключенные. Благодаря организаторскому таланту и гениальности Тимофеева-Ресовского, в лаборатории формируется коллектив единомышленников — талантов и самородков, состоящий из бывших заключенных советских ученых, немецких специалистов, а также советских вольнонаемных, иными словами — подлинно научная школа знаменитого генетика и биолога.

В Обнинске проф. Гейнц Позе приступает к разработке котла принципиально нового типа: на обогащенном уране и с бериллиевым замедлителем. В качестве первого шага к этой цели в декабре 1946 года принимается решение построить экспериментальный котел и задействовать ряд физических установок, включая циклотрон и генератор Ван дер Граафа.

На усиление этого коллектива из Электростали переводится (не на постоянной основе, а, скорее, с консультативными функциями) доктор Николаус Риль, назначаемый руководителем лаборатории ядерных процессов. Также в ранге заведующих лабораториями появляются еще четыре немецких ученых — бывших участников германского уранового проекта(!). Для оснащения новых подразделений из Германии в лабораторию В поступают горы научных приборов, установок и большое количество агрегатных станков, а также три вагона лабораторной посуды. За всеми этими усилиями чувствуется направляющая твердая рука генерала Авраамия Завенягина.

Но не только его одного! Среди сотрудников его управления автору удалось обнаружить талантливого оператора Галину Попову, крупного специалиста и замечательного организатора. Она вплоть до 1949 года (момента взрыва советской атомной бомбы) занималась многими направлениями: всеми коллективами немецких специалистов, заводом № 12, НИИ-9, КБ-11 и пр. Непостижимо то, что она лично участвовала и в работах по получению металлического урана, и в создании оборудования для разделения изотопов урана, и в получении тяжелого водорода. Вклад этой женщины в создание советского атомного оружия велик и не оценен по достоинству.