Ядовитая боярыня

— Молодец проклятый,
Глупый да гордый,
Хочет со мной воевати,
Дабы неповинное Царство узнати.

Черт засмеялся, затрясся всем телом и прокричал — и эхо из леса несколько раз, угасая, повторило его слова:

— Коли хочется того человеку,
Пусть пойдет он на огненную реку…

И тотчас же Добрый Молодец запел, широко разводя руками и как бы изображая жестами все, о чем пелось:

— Как шел Молодец вдоль огненной реки,
Как искал броду мелкого, раю светлого.
А навстречу ему Ангел Божий идет…

Теперь ритм представления совершенно изменился. Дудки дудели тихо, вполголоса, и плавно, а голоса звучали серьезно, мелодия не скакала козлом, а лилась широкой рекой.

Животко понял: сейчас судьба Молодца окончательно решится.

Ангел выступил вперед важной «выходкой», вскинул голову и громко пропел:

— Уж ты, добрый молодец, покайся в грехах!

Молодец отвечал самоуверенно, сверкая глазами:

— Мои же грехи совсем невелики:
Отца-мать не почитал, на ниве пот не проливал.

Порыв ветра взметнул огонь факелов, воткнутых в землю. Казалось, сама природа вокруг глупого грешника негодует.

Общий хор, тряся ложками, грянул:

— Тут ступил Молодец по колено в воду,
По колено в воду, в кипучую смолу…

Скоморох, изображавший Молодца, покачнулся и очень похоже показал, как обжег ноги, коснувшись «кипучей смолы».

Животко даже ахнул, такой очевидной была боль несчастного.

Ангел же опять потребовал, еще громче прежнего:

— Уж ты, добрый молодец, покайся в грехах!

Молодец, стеная и повернув к Ангелу искаженное страдальческой гримасой лицо, проговорил:

— Что мне каяться, грехи мои невелики:
Богородицу обижал, Ее Сына не уважал,
Постов не соблюдал, Божий храм не посещал!

Громким голосом, почти рыча, запела Смерть:

— Тут ступил Молодец по пояс в воду,
По пояс в воду, в кипучую смолу!

Добрый Молодец, подтверждая эти страшные слова, повалился на колени и воздел руки к небу в последней мольбе. Ангел не спеша приблизился к нему и встал перед самым его лицом.

— Уж ты, добрый молодец, покайся в грехах! — провозгласил он в третий раз, громко и сердито.

— Что мне каяться, грехи мои невелики, — пролепетал Молодец слабеющим языком, — людей я веселил, с ними мед-пиво пил, плачущим слезы отирал, смеющихся того пуще насмешал…

— Так ступай, собрат,
Во всесмехливый ад!

— закричал Черт и замахал трезубцем.

Добрый Молодец упал на траву и простерся на ней всем телом, а Черт и Смерть запрыгали над ним.

Отойдя в сторону, Ангел проговорил, обращаясь к зрителям:

— Как ступил тут Молодец по голову в воду,
По голову в воду, в кипучую смолу,
Только шапка по воде поплыла!

И с этими словами он размахнулся и швырнул в толпу невесть откуда взявшуюся у него в руках шапку. Животко взвизгнул, несколько человек отшатнулись, дудки заверещали, поднялся крик, треск, захлопали ладоши, кто-то засвистел, и снова захлопали крыльями пробуженные вороны.

А после все стихло. Актеры с поляны исчезли, остались только свечи. Поводыри отвязали своего медведя, и Потапыч исправно отплясывал для людей, вертя черным рыльцем и порыкивая. Кругом смеялись и пили. Откуда-то вытащили хмельную брагу. Животко отошел подальше в лес, но и в чаще настигал его шум.

Мальчик упал на колени и заплакал. Ему казалось, что злая судьба оторвала от его души огромный кусок мяса и сейчас пережевывает его острыми, крепкими зубами.

* * *

Гвэрлум причесывала перед зеркалом волосы, стараясь так заколоть отрастающую челку, чтобы непослушные жесткие прядки не падали на брови и не вырывались из-под зажимок. Она то мочила их водой, то прижимала ко лбу — помогало мало. Наконец она убрала их под плотную ленту и начала повязывать платок.

Эти средневековые женские уборы, скрывающие волосы, придавали обнаженному лицу особенную притягательность. Ничто не отвлекало взгляда от нежного очертания подбородка, от гладких щек и больших, выразительных глаз. А если подбородок немного начал отвисать — ну, случится же такое после сорока лет! — его можно подтянуть повязкой, и ничего не будет видно. Очень удобное на самом деле приспособление. В Европе тоже так носили. Только веком раньше.

«Все равно, как монашка», — бормотала Гвэрлум, сооружая себе по возможности изящный головной убор.