Ядовитые письма

— Я всегда его любила, — стараясь казаться спокойной, ответила Валентина. — Вернее, мы друг друга любим. Мне вообще не следовало давать обещание быть твоей женой, это была моя ошибка. Но некоторое время тому назад он исчез, не сказав мне ни слова.

Гилберт подошел ближе:

— Слушай, Вэл, тебе не следует так поступать! А что все подумают, какие слухи поползут? Не знаешь? Так я тебе объясню! Сразу же решат, что ты узнала обо мне какую-то гадость или я о тебе узнал нечто неподобающее. Предположения такого рода бывают самые грязные и очень портят репутацию. Причем тебе придется гораздо хуже, чем мне, — мужчине разве что любовницу припишут, но про тебя, ставлю сто к одному, станут говорить, будто ты ждешь ребенка, а вот именно я тебя бросил. Приди в себя и обдумай все как следует!

Девушка покачала головой:

— Твое красноречие ничего не изменит. Мне все равно, что подумают люди, но я могу стать только женой Джейсона, и никого другого. Конечно, надо было давно об этом тебе сказать, но мне было настолько плохо, что я ничего не соображала, жила как в тумане. Давай пока объявим, что венчание откладывается, и все подумают, что это из-за Конни.

Терпение Гилберта истощилось, он взорвался:

— Что за идиотизм! Кончится тем, что мне припишут лавры ее соблазнителя, свалят на меня ее самоубийство.

Только этого мне и не хватало — быть виновником смерти этой толстой белой крольчихи!

Девушка покраснела и вздернула подбородок.

— Гилберт! — возмущенно одернула она молодого человека.

— Конни Брук! Ничего смешнее не могу себе представить — так и стоит перед глазами!

Он нервно рассмеялся.

Валентина не собиралась предъявлять жениху анонимное письмо, используя его как предлог, вынудивший ее принять решение об их разрыве. Если бы она любила этого человека, то, конечно, ничему не поверила бы и не стала бы даже упоминать об этой дряни. Но Гилберт не пощадил память умершей, его злые слова были оскорбительны по отношению к Конни, и Валентина, поддавшись порыву, подошла к письменному столу, достала спрятанный среди страниц расходной книги листок и протянула его молодому человеку.

— Что это такое? — зло спросил он.

Девушка буквально заставила его взять письмо.

— Прочти и узнаешь, — посоветовала она и снова отступила к креслу с высокой спинкой.

Гилберт уставился на клочок дешевой бумаги, исписанный крупным неряшливым почерком.

Наверное, вам все равно, что ваш жених заигрывал с Дорис Пелл и вынудил ее к самоубийству, а еще он флиртует с С.Р. Если и этого не видите, то вы еще большая дура, чем кажетесь. Но лучше бы вам разузнать, как он женился на Мари Дюбуа, когда жил в Канаде под вымышленным именем, иначе пополните собой толпу других девиц, которых этот проходимец сбил с пути истинного.

Он дочитал письмо до конца, изумленно взглянул на Валентину и воскликнул:

— Что это за чертовщина такая?

Девушка раскраснелась, обычной ее бледности не было и следа:

— Оно пришло утром. Я не хотела его тебе показывать, но ты так плохо говорил о Конни…

— Да я в ее сторону ни разу не посмотрел! Нужна она мне!

Это уже было слишком, в порыве гнева Валентина бросила:

— Не смей так говорить о ней — она мертва! Имей хоть каплю жалости к бедной девушке!

Бывшие жених и невеста почувствовали острую неприязнь друг к другу. «Боже, ведь я могла стать его женой», — ужаснулась девушка. «Черт возьми, теперь уж точно свадьбы не будет. Самое главное, в этой проклятой бумажке поминается Сцилла. Надо продолжать толковать о Конни», — решил Гилберт.

— Ладно, не обращай внимания, я просто огорчен, — успокаивающим голосом начал молодой человек. — Мне не хотелось бы задеть твои чувства, извини. Конечно, я мало знал эту девушку, а ты с ней, можно сказать, выросла, так что для тебя ее смерть оказалась настоящим ударом и все такое. Прости еще раз, если мои слова тебя обидели.

А что до этой писульки, — он потряс в воздухе клочком бумаги, — то ты должна понимать, что это анонимка и не более того. Надеюсь, тебе не придет в голову спросить, не имел ли я намерение стать двоеженцем?

— Нет, — ответила Валентина, — этот вопрос я тебе не задам — Мари Дюбуа меня не интересует. Я также не спрашиваю тебя и о Сцилле.

— При чем тут Сцилла?!

Ярость Валентины уже улеглась, щеки побледнели. Она спокойно объяснила:

— Мне не надо спрашивать о Сцилле, потому что вчера ночью я проходила через гостиную. Дверь в ее комнату была приоткрыта, и я услышала твой голос. Наверное, не надо было подслушивать, но теперь уж ничего не поделаешь.

Молодой человек сделал последнюю отчаянную попытку исправить положение: