Ядовитый полигон

–  Пехлеван для тебя постарался, – объяснил Александр Игоревич. – Он выступил в Интернете, поблагодарил тебя за сотрудничество и обещал помочь тебе выбраться с зоны любым способом, даже силой, которая у него есть. И пообещал, что твоя доля драгоценностей тебя дожидается. Это он так желает подчеркнуть свою порядочность и потопить тебя – ведь у него нет причин хорошо к тебе относиться… Но это наше мнение. А у присяжных заседателей и у судей мнение может быть собственное, и пожизненное заключение тебе светит, как солнышко из утреннего тумана. Ты готов к такому повороту событий?…

–  Прямо сейчас, что ли, сбежать? – в сердцах сказал я чуть задумчиво, но вовсе не мечтательно.

–  Прямо сейчас, мне кажется, не стоит, – прокомментировал Александр Игоревич мое желание. – Потерпи до завтра. Быстро тебе в любом случае обвинение предъявить не успеют.

–  А изменится что завтра? Только два этажа добавится, которые нужно преодолеть. Завтра я в камере буду, и спускаться мне тогда предстоит с третьего этажа. А сейчас только один этаж преодолеть – и я уже во дворе. Конечно, с оружием, которое, думаю, конвоиры для меня уже приготовили.

–  А сами конвоиры? – с любопытством, словно проверяя мою решимость и готовность к поступку, спросил подполковник.

–  А что, они мешают мне, что ли? – искренне удивился я. – Пусть лежат в коридоре. Если на металлическом полу холодно, могу их в кабинет затащить. В кабинете пол теплее. Да, наверное, лучше так, а то споткнется еще кто о них, упасть может, разбиться…

Александр Игоревич улыбнулся, хотя его змеиные глаза по-прежнему оставались ледяными.

–  Не торопись.

–  Готов выслушать ваше предложение, – сказал я уже совершенно четко и конкретно.

–  Согласен? – так же конкретно спросил подполковник.

–  Вы, наверное, когда сюда собирались, от своего начальства услышали: а куда он денется? И оно было право. Некуда мне деться. Я к стенке приперт. И готов что-то предпринять, чтобы обрести свободу. И понимаю, что за свободу следует платить. А платить я готов. Подписывать соглашение, надеюсь, мы не будем? Никаких бумаг. Это мое конкретное и категоричное условие. Иначе без вас убегу, и тоже будете меня ловить.

–  Условие твое принимается, поскольку не в наших интересах иметь документы о каких-то конкретных операциях. Тем более что ты сразу начнешь с конкретной акции. Прямо сегодня. Будь готов.

–  Вы поручите мне уничтожить вертухаев или начальника СИЗО? – спросил я почти наивно. – Если вертухаев, то всех – или только на своем этаже? Или только конвойную службу?

–  Не кривляйся, я этого не люблю. Слово сказал – значит, стал моим подчиненным. Кое-какие документы нам все же предстоит оформить, но там ты будешь числиться офицером воинской части, номер которой ничего никому не скажет. А звать тебя будут Василий Андреевич Самоваров. Наверное, скоро и капитанское звание присвоим. Все зависит от того, как ты проведешь операцию по собственному освобождению. А теперь…

–  А теперь, товарищ подполковник, пора, наверное, и о самом освобождении поговорить.

–  Да. Именно это я и хотел сказать. Но обязан предупредить тебя еще вот о чем. Изначально мне нужно было от тебя только принципиальное согласие. Его я получил. Теперь хочу сказать кое-что об условиях работы. Что такое приказ, тебе, офицеру, объяснять не нужно. У нас приказ еще более жесткий, чем в армии. Его неисполнение или отказ от его выполнения автоматически переводит тебя из категории ликвидаторов в категорию подлежащих ликвидации. Какой бы приказ ты ни получил…

–  Бывает, товарищ подполковник, что приказ выполнить невозможно – противник может оказаться сильнее. Что тогда?

–  Ты таких приказов получать не будешь. И вообще ты не один будешь работать. На тебя, конкретно на тебя, будет трудиться целая служба. Вся подготовка акции будет осуществляться помимо тебя. Если миссия невозможна, тебя, Василий Андреевич, просто не пошлют…

Он уже начал называть меня новым именем, к которому мне еще только предстояло привыкнуть. Но, чтобы избежать жизни за решеткой, я готов был хоть горшком назваться, лишь бы в печь не посадили. В печи, наверное, не лучше, чем в камере для осужденных на пожизненное заключение, хотя категорично утверждать это я не берусь, поскольку еще не был ни там ни сям.

–  Хорошо. Я ваше предупреждение, Александр Игоревич, понял, – я умышленно назвал его уже по имени-отчеству, акцентируя это ударением и тоном, показывая, что свою новую службу начал понимать. – С чего я должен начать? На мой взгляд, проходить один этаж до двора всегда проще, чем три этажа, когда на лестницах по закрытой двери с часовым. И потому я начал бы пробиваться на свободу немедленно.

–  Такая торопливость ни к чему. Пару часов потерпеть сможешь? Через пару часов приедет полковник Ласкин. Его «Рейндж Ровер» за ворота СИЗО не пускают. Машина останется на улице. Ключи будут у Ласкина, как обычно, в кармане. Мы его отслеживали, он всегда кладет ключи в правый карман бриджей. Когда в гражданской одежде – в правый карман брюк.