— Сначала он рылся в наших бумагах, — переведя дыхание, с дрожью начал Эфер, загибая первый палец, — потом обошёл все наши комнаты с каким-то журналом, требовал имена наших постояльцев, после чего разгромил нашу кладовку, выкинул все наши вещи…
— Эфер, не зазнавайся, — перебила, грозно зыркнув на посмелевшего администратора. — Бумаги, комнаты, постояльцы, вещи — мои. Мои, не наши!
— Твои, — быстро исправился тот и тут же пошёл в наступление. — А что он забыл в твоей таверне, а? Ведёт тут себя, будто самый главный! Ты это, гони его взашей, обнаглел он!
Сказать или пусть страдает?
— Вчера Арнар был принят на работу, — сжалившись, сообщила удивительное.
Впервые видела, чтобы у человека так сильно вытягивалось столь резко бледнеющее лицо.
— Что?! — Эфер задохнулся от ужаса, вытаращив свои глазёнки прямо на меня. — Кем?
Я злорадно улыбнулась, затягивая на затылке хвост:
— Молись, чтобы я его администратором вместо тебя не сделала. — пригрозила сурово.
И вышла из комнаты, оставив хватающего воздух ртом Эфера одного. Путь мой был недалеким — направо, до конца коридора и в умывальную, свободную по причине раннего утра. Луна, прямо как в общаге! Мы там тоже просыпались пораньше, чтобы быстрее всех нужную комнату занять.
Уже во всеоружии спустившись вниз, застала удивительную картину: с моей таверной всё хорошо. Застыла, не поверив. А как можно? Тут «всё хорошо» отродясь не было. С моим появлением, хочется верить, ситуация улучшилась и несколько стабилизировалась, но до «хорошо» нам было ещё шлёпать и шлёпать. А тут…
Справа от меня, на стойке администратора, где обычно сквозь кипу каких-то бумаг, записочек, газет и прочей макулатуры не просвечивало и кусочка столешницы, теперь одиноко стоял только горшок с цветами, по всей видимости позаимствованный Арнаром с заднего двора. Перегнувшись через перила, обнаружила и все бумаги. Они аккуратно устроились в подписанных резковатым почерком трёх коробках за стойкой.
Порядок? У меня?!
Слева, на раздаточном столе, заметила ящик с инструментами. С ума сойти, у нас тут и такое есть? В поисках пострадавших оглядела таверну — взгляд упал на стул у окна напротив, который, кажется, вечно находился в аварийном состоянии. Сколько бы клея я не вливала в сломанные ножки, он всё никак не желал чиниться. Именно поэтому тот стул облюбовали феи — под другими посетителями он мгновенно разъезжался на все четыре стороны.
Так вот, Арнар его починил! Не клеем, как некоторые, а прям добротно так, даже со стороны было заметно. Свеженькие, слегка отличающиеся по цвету от всего стула ножки стояли уверенно на отведённой им площади и ломаться даже не собирались. В том, что руки на казенную мебель наложил Арнар, я не сомневалась и секунды. Больше некому было!
Шуршание слева отвлекло меня от созерцания приятно посвежевшей таверны. Я наконец спустилась с лестницы и заметила рядом с дверью кладовой целую выставку какого-то старья, смутно припоминая, что старьё это вовсе не какое-то, а очень даже моё.
Комод без ящиков, целая корзина уже неактуальных монет, два ящика пустых запылившихся бутылок, пожелтевшие журналы, какие-то неопознанные железяки, деревяшки, тряпки и прочий хлам, который я так боялась начать разбирать.
Ржавый уличный фонарь, пристроившийся под лестницей, удивил больше всего, ведь его братья сейчас стояли в парках Сиснана.
— Чего не спишь, хозяйка? — из кладовой ловко вынырнул мой инициативный помощник, выпрямился и обжёг прямым, почти суровым взором.
Даже совестно стало. Действительно, чего это я встала так рано?
Но тут же опомнилась, взглянула укоризненно, напоминая, кто тут, вообще-то, хозяйка психлечебницы и гроза питейного заведения.
Арнар молчаливый посыл осознал, вот только не испугался и даже не смутился, лишь бровь скептически вскинул, мол кого ты тут запугивать взялась?
— А ты во сколько встал? — осознав, что взывать к его совести бесполезно, спросила в свою очередь, невольным жестом заправляя волоски за ухо.
Мужчина устало приподнял уголок губ и неопределённо дёрнул плечом. Тут же кивнул на один из ящиков и перевёл моё внимание на радостную весть:
— Этот последний. Остаётся только всё выкинуть.
Я на хлам и не взглянула, вглядываясь в своего нового рукастого сотрудника.
На нём были чёрные штаны и майка, обтягивающая мускулистый торс, который ещё вчера под слоем ткани не казался таким внушительным. Да и руки виднелись лишь до локтей, так что неясно волнующим выпирающим венам я не удивилась, но вот бугрящимся мышцам, белесым полоскам шрамов и едва заметной строчке чёрных символов, нарисованных на внутренней части бицепса правой руки — очень даже.
Побледневшее лицо с упрямым выражением на нём, сжатые в узкую полоску губы, взгляд спокойный, но за этим спокойствием столь отчётливо ощущалась суровая серьёзность, что даже как-то не по себе было.
— Ты ведь не собираешься и дальше хранить тут весь этот мусор? — выдернул из задумчивости его ровный, чуть прохладный голос.
Моргнув, растерянно мотнула головой и пробормотала:
— Да какой мусор? Не нужен он мне…
И, наконец, разглядела то, что так пристально искала.