— Имела. Это было словно болезнь… Мы ведь поженились совсем молодыми и по большой страсти… А потом все пошло как-то не так… Но не будем об этом, ладно? Ты хотела перекусить — и все тут как тут. Деревенский сыр, ветчина, лепешки, отличное вино. Поверь, здесь все — самое лучшее. Я знаю это с детства.
— Да? Ты жил здесь?
— Здесь родилась моя мать. И мы навещали бабушку с дедом. Но отцу не очень нравилась крестьянская родня. Он к тому времени стал основателем целой империи… и поселил нас на острове Алиенте.
— А где они, твои старики?
— Я отведу тебя к ним позже. А пока, давай помянем всех. кому мы были дороги. — Усадив Сандру за стол, Берт наполнил бокалы.
— Отличное вино, терпкое! — Сказала Сандра.
— Это из терна, который покрывает склоны. Когда я был маленьким, мне наливали сок и обманывали, что это вино.
— Да ты и сейчас не очень взрослый, Берт. Сильный, отважный, но совсем «маленький». — Ласково улыбнулась Сандра. — Говорят, что мужчины с ямочками на щеках никогда не взрослеют. Как ты думаешь, это хорошо или плохо?
— Для деловой империи «Стеферсон Уэлси», наверно, не слишком здорово. А мне нравится.
— Потому что ты сама — малышка. — Берт взял её за руку. — Пойми, это будет самый лучший подарок мне, если Сандра-девочка навсегда победит Сандру-мстительницу.
— Очень. очень постараюсь, Берт. Родители говорили, что я послушная. Ты сказал — и я буду слушаться. Только у меня не всегда теперь стало получаться. Уж извини. Может быть, я — уже не я?
— Вот уж вопрос не из простых, детка. Во всяком случае, я здорово ошибся, думая, что имею дело с покладистой крошкой. Ты дважды сбегала от меня и оба раза чуть не свернула себе шею Отчаянная, самоуверенная и непослушная девчонка.
— Все. Я теперь исправлюсь. Правда. — Сандра подняла ресницы и Берта снова поразила темная глубина её бархатных глаз.
Его все время удивляли золотистые волосы Сандры, её темные глаза, мягкость движений, нежные модуляции тихого голоса — все то, что внешне отличало её от Моны. Время и усилия хирургов сыграли замечательную шутку к Берту вернулась молоденькая Мона, которую он когда-то безумно любил, а потом забыл, потерял под страшной маской истеричной фурии.
Сандра представляла идеальный образ — образ возлюбленной, созданной мечтами Берта. В ней было даже то, что он и не чаял встретить в женщине дружеское понимание, надежность, готовность подыграть его настроению. Ему было интересно и легко с ней, и все время хотелось нравиться. Давно уже Берт не ощущал в себе подобного куража: он словно гарцевал на белом коне под балконом прекраснейшей в мире принцессы, а все, что делала или говорила она, приобретало особый, волнующий смысл.
Вот только одна догадка настораживала и пугала его. Не желая признаваться себе в этом, Берт чувствовал, что Сандра любила и, вероятно, всегда будет любить придуманного ею Дастина — того, что создало её романтическое воображение. Возможно, Морис так и останется единственным мужчиной в её жизни, которую она не сумеет забыть.
— Ты бы смогла прожить в таком домике целую жизнь? Не одна, конечно, а с тем, кто станет твоей парой? Разжечь очаг, выращивать цветы, варить джем и делать терновую наливку?
— А ещё я бы завела большую лохматую собаку и кота, чтобы спал и мурлыкал у печки. И, наверно, была бы очень счастлива.
— С тем, конечно, кто должен быть очень похож на Мориса?
Задумчиво посмотрев на Берта, Сандра отрицательно покачала головой:
— Н-нет. Совсем, совсем другим… А что бы ты сказал, Берт, если бы я призналась, что представляю в этом доме веселые детские голоса и доброго, сильного хозяина — ну, приблизительно такого, как сидит напротив меня?
— А что бы сказала ты, Сандра, если бы я рискнул поцеловать тебя?
— Я бы сказала: «Пойдем прогуляемся, Берт. Тут вокруг такая красота. А ты ещё обещал мне рассказать кое-что.
Ни слова не говоря, Берт подал Сандре жакет и распахнул дверь в теплую, дышащую осенними ароматами ночь.
— Ого! Здесь, оказывается, живут все звезды. — Задрав голову, Сандра закружила на освещенной бледным светом поляне. — И такие огромные, яркие!
— Естественно, мы же забрались поближе к небу! Осторожно, не сбейся с тропинки. Стоп!
Они поднялись на площадку у края утеса. Небосвод, опирающийся на горные хребты, казался опрокинутой гигантской чашей. В удивительной тишине были слышны всплески ручья, бегущего среди камней, и отдаленной уханье какой-то птицы.
— Смотри, Берт, кресты! Это могилы…
— Не бойся, детка. Здесь спят мои старики, Элизабет и Генрих. Они прожили долгую жизнь и умерли, как в сказке — в одночасье.
— Как это?
— Домик засыпала снежная лавина. И они просто не проснулись в своей деревянной спаленке… Так будут спать вечно — рядом, в любви и покое. Берт положил на холмик сломанную по дороге терновую ветку с лиловыми ягодами. — Не беспокойтесь за меня, я постараюсь стать счастливым. А это Сандра — она будет защищать и оберегать меня. Правда? — Берт обнял Сандру и заглянул ей в лицо.