Ядовитый цветок

— Ты в сто раз хуже моей мамы. Проинспектировал даже белье. Может, ещё отыщешь сумочки? — Без злобы спросила Мона, наблюдая с балкона за действиями Мартина. Она все ещё арендовала хорошенький домик в Лос-Анджелесе, в котором поселилась во время съемок в «Молчании». Тогда после консультации с дизайнером, Мона произвела реконструкцию и обставила свое жилище чрезвычайно стильно, как и подобало юной звезде поколения тяжелого рока, компьютерной графики и смертоносного СПИДа. Никель, стекло, огромные полотна модернистов на белых и черных стенах, минимум тряпок и цветов. Металлические конструкции и композиции из туманного, будто искромсанного и обожженного взрывом стекла, служили украшением интерьера. Мартину Брандлу, тучному сорокалетнему немцу, не раз приходило в голову, что в такой обстановке обойтись без наркотиков далеко не просто. И, действительно, богемная публика, собиравшаяся в доме Моны, выглядела весьма подозрительно, демонстрировав «открытость» и плюрализм в сексуальных отношениях, без зазрения совести дымила травкой, что было, конечно, самым невинным из её грехов.

Мартин отбросил на страшную кровать с массивной чугунной спинкой кучу вещей, которые должна была упаковать для поездки горничная. Остальные, тщательно развесив на плечики, он возвратил в гардеробную.

— Не стоит тащить с собой слишком много. Пусть надрывается костюмер «Нью-Веста», которому предстоит одеть всю вашу братию в блистательные спортивные костюмы, насколько я понимаю, конечно. — Мартин, поправив очки в золотой оправе, задумчиво рассматривал комок черных бархатных лент, представлявших вечернее платье. — Тьфу, как эта штуковина одевается, вернее — вешается? Ума не приложу.

— Я выложила за эту «штуковину» тысячу баксов. Оставь, пожалуйста. Ты вообще имеешь весьма абстрактное представление об анатомии женщины. Фыркнула Мона, удивленная тем, что работавший у неё три года Мартин предпочел стать её нянькой и дуэньей, вместо того, чтобы хотя бы раз попытать счастье на роль любовника. Естественно, как мужчина, он не в её вкусе, но разве это аргумент для одержимого страстью мужчины? Увы, Мартину страсти не ведомы, кроме, разве, кулинарной. Она окинула насмешливым взглядом массивный зад склонившегося над платьями менеджера и отвернулась.

— Знаешь, о чем я мечтал, детка? — Выйдя на балкон, Мартин с сожалением оглядел запущенные клумбы — садовник приходил теперь сюда лишь раза два в месяц. — Думается, тебе нужен хороший хозяин. Двадцать один год — это, в сущности, только начало, а у тебя уже есть имя.

— Изрядно подпорченное. — Вздохнула Мона, накручивая на палец длинную блестящую прядь. — К тому же, я не научилась быть расчетливой, и совсем разучилась любить…

— Эх, детка, рассчитывать за тебя буду я. И знаешь, что у нас на повестке дня? — Продержаться неделю в Монако. Чтобы комар носа не подточил. Ты поняла меня, Мона? — Он строго посмотрел на неё и Мона отвела глаза: у этого добродушного, рыхлого мужичка был взгляд гипнотизера. способного усыпить кобру.

Мартин вдруг улыбнулся:

— А потом, потом мы подумаем, как бы нам повыгодней влюбиться. — Он подмигнул, но Моне почему-то не стало весело.

В съемочной группе «Нью-Веста», прибывшей в Монако, кроме Моны Барроу было ещё две модельки второго плана и великолепный представитель мужественности — Алекс Гир. Про Алекса ходили вполне определенные слухи. Однако он никогда не афишировал свои гомосексуальные пристрастия — кому же понадобится гей в роли парфюмерного секс-символа?

Вся команда разместилась в отеле «Хилтон» и режиссер Арвин Левис, не теряя времени, отправился искать «натуру». Три двухминутных рекламных ролика должны были создавать ощущения молодости, силы, здоровой сексуальности и одержимости спортивными успехами. Один из них имел достаточно пространный сценарий. Вначале появлялись толпы зрителей, замирающих от волнения на трибунах у трассы, а среди них — крупным планом темноволосая Мона с букетом алых роз. В болиде, проносящемся мимо — Алекс Гир. Один виток, два… и вот букет роз летит прямо в руки мужественного пилота. Он улыбается девушке, она визжит и кричит от радости, а затем приветствует восхождение своего избранника на подиум за кубком победителя. Фонтанируют бутылки шампанского, победителя в сине-красном комбинезоне с надписью «Ренетон» заваливают венками и букетами, ему на шею бросается уже знакомая красотка. Влюбленные сливаются в поцелуе в то время, как на экране появляются флаконы дезодоранта и тюбики крема «Ренетон», выполненные в той же цветовой гамме, что и костюм гонщика.

Режиссер нервничал. Возникли трудности с цветами — не просто поймать букет на скорости 300 км в час и ещё успеть многозначительно переглянуться с девушкой. Кроме того, голову пилота полностью скрывает шлем, а на экране должно появиться пышущее здоровьем лицо Алекса. И, наконец, съемка крошечной сценки финального апофеоза требовала небольшой массовки.