Магдалена Тейн погибла. Кто-то взорвал машину в самом тихом и спокойном городе. Он сидит и беседует с полицейскими. Полицейские говорят, что Констанцию убили. А это значит, что последние тридцать пять лет он лгал сам себе. И из-за этой лжи, скорее всего, совершил множество ошибок, которых можно было избежать. И уж точно не позволил бы червоточине сомнения в любимой женщине разложить его сердце.
— Нам нужен не только Родерик Нахман, — осторожно сказал Грин. — Нам нужен также Анри-Мишель Нахман.
Арнольд нахмурился, встретившись с ним взглядом.
— А он здесь при чем?
— Вам знакома особа по имени Натали Роше?
— Да, — бросил удивленный ученый, даже ради приличия не пытаясь смягчить тон. — Одна из девушек Анри. Она что-то сотворила?
— Всего лишь стала свидетелем. Как, возможно, и ваш сын.
Нахман прикоснулся пальцами к переносице и на мгновение прикрыл глаза, глуша эмоции. У него было много детей. И не каждый добился в жизни всего сам. Но Анри-Мишель, ей-богу, оставался настоящим чертенком даже в свои тридцать шесть. Он так и не научился выбирать женщин. С первой женой разошелся при первой возможности, ушел в отрыв, меняя девочек чуть ли не каждый день. Он объездил всю Европу, завел в каждом городе по подружке. А потом вернулся в Спутник-7. И некоторое время назад притащил эту Роше.
Нахман ему прощал все. Потому что не мог иначе. И в итоге воспитательный процесс пошел не так.
— Анри-Мишель совершеннолетний и в состоянии самостоятельно отвечать за свои поступки, ведь так? Почему вы решили поставить в известность меня? — взвесив возможные варианты развития этого диалога, решил откреститься от происходящего Нахман.
— Потому что вы знаете этот город, — подхватила Арабелла, и ученый вновь посмотрел на нее, не без облегчения прервав зрительный контакт с Грином.
В прошлом он часто работал с военными и без труда узнал в детективе человека с богатым послужным списком за спиной. Даже удивительно, что он осел в полиции. Обычно люди с подобным опытом остаются в армии и делают головокружительную карьеру.
— И вы думаете, что я помню все, что происходило здесь тридцать пять лет назад?
— Думаю, помните, — вступил Аксель. — Потому что для вас это был тяжелый год. Из тех, которые невозможно забыть. И вы заставляете нас ходить по кругу. Скажите, доктор Нахман, какой была Констанция Берне?
— Тридцать, — задумчиво протянула Констанция, когда Нахман открыл дверь в ее кабинет и заглянул внутрь. — Тридцать экспериментов, тридцать человек. Тридцать разных результатов. У нас должны были получиться группы и выделиться закономерность. Хоть какая-то. — Она подняла на него глаза. Усталые глаза ученого, который ходит по кругу. — Что я делаю не так?
— Продолжай эксперименты.
— Так я продолжаю.
— Ты торопишься. Прошел год, Констанция. Всего лишь год. Над подобными проектами люди работают десятилетиями. А у тебя уже тридцать подопытных. И тридцать сценариев. Проведи сто экспериментов. Мы добудем тебе подходящих респондентов.
Она прикрыла глаза, запустила тонкие пальцы в волосы и вытащила шпильки. Тяжелые пряди упали на плечи. Арнольд поймал себя на мысли, что задержал дыхание, будто боялся ее спугнуть. Будто она настолько хрупка, что стоит подуть — и рассыплется, как созревший одуванчик.
Он прошел в кабинет, плотно закрыл за собой дверь и, сделав несколько шагов, прикоснулся к ее щеке. Женщина подняла голову и посмотрела на него.
— Нужно отдохнуть, — прошептал Нахман.
— Барроны все знают про чувства, — будто не услышав его, продолжила женщина, и Арнольд сел на кресло рядом с ней. — Но даже они были поражены оттенкам, которые нам открылись. Препарат устойчив, он работает. Но только вот я не смогу ответить на вопрос комиссии, как именно он работает. И пока не могу подписаться под это действие. Он точно купирует чувства. Но не все. Он точно снимает эмоциональность, но как только человек успокаивается, появляется что-то еще. Кого вы собрали, Арнольд? Измученных потерями людей, которые согласны на все, лишь бы избавиться от боли? Тридцать человек, потерявших близких и все, что имели. Они продали свои тела на органы еще до смерти. Вот что их объединяет. Отсутствие смысла жизни. Они сдались. Но почему… почему нет системы?
— Поднимись на уровень выше. Система всегда есть.
Констанция неожиданно улыбнулась.
— Посмотрю. Извини. Ты прав, мне нужно отдохнуть. Завтра мы продолжим. Попробуйте найти людей… другого типа.