Яды, микробы, животные, адский огонь. История биологического и химического оружия Древнего мира

Римские представления о справедливой войне высказывал философ и оратор Цицерон (106–43 гг. до н. э.), который считал, что следование правилам ведения войны и уклонение от жестокости – это то, что отделяет людей от животных. Но его принципы касаются законных оснований для начала войны, а не методов ее ведения. Реакцию на биологические стратегии можно обнаружить у других римских авторов. Например, историк Флор сурово осуждал римского генерала, отравившего колодцы в Азии и тем самым опорочившего римскую доблесть; поэт Овидий бичевал применение ядовитых стрел, а Силий Италик заявлял, что яды «порочат» железное оружие. Историк Тацит (98 г. н. э.) высказывал завистливое одобрение племени германцев, которые, будучи «свирепыми от природы», действовали «с помощью всевозможных ухищрений и используя темноту», а не прибегали к отравленным стрелам, как галлы и другие народы. Германцы чернили свои щиты и раскрашивали тела, а для сражений избирали «непроглядно темные ночи», писал Тацит. «Явление подобного замогильного войска вселяет во врагов такой ужас, что никто не может вынести зрелище столь чуждое и кошмарное». Этот древний вариант психологического оружия считался допустимым, честным способом боя, в то время как отравление, как поясняет Тацит и в других местах, нарушало старые римские принципы открытого честного сражения[64].

Напротив, во II в. н. э. римский стратег Полиэн написал военный трактат для императоров, где прямо отстаивал биохимические и основанные на хитрости стратегемы, с помощью которых можно без особого риска побеждать «варваров». По мере того как империи требовалось все активнее и отчаяннее защищать свои обширные границы, прежние идеалы открытой битвы и мягкого подхода к врагам все больше замещались методами, в которых максимально применяли силу и хитрость. Эти новые методы суммировал римский военный стратег Вегеций, в 390 г. н. э. писавший: «Лучше победить и укротить врага недостатком продовольствия, внезапными нападениями или страхом, чем сражением, в котором обыкновенно больше имеет значения счастье, чем доблесть»[65][66].

Хотя в Античности в основном считалось, что биологическое оружие – вещь жестокая и бесчестная, есть свидетельства того, что в определенных ситуациях им все же пользовались. Когда же люди могли нарушать неписаные правила войны?

Самозащита, упомянутая ранее, – причина, проверенная временем. Осажденные города прибегали к любым методам сопротивления, в том числе и биохимическим, а народы, захваченные оккупантами, обращались к биологическому оружию как к последнему шансу. Если силы были неравны и враг превосходил в храбрости, умении или технологиях, биологические и химические методы могли принести реальное преимущество – и умножить силы. Кроме того, можно вовсе избежать опасностей и смертей, неминуемых в честной битве, применив ядовитое оружие.

Этот подход импонировал Полиэну и другим римлянам, которые восхищались греческим героем Одиссеем и считали его непревзойденным стратегом. Если противников признавали «варварами» или чужаками в культурном плане, их предполагаемая «нецивилизованная натура» долго служила оправданием применения морально сомнительного оружия и бесчеловечных тактических методов. И в других ситуациях – ведении священных войн или подавлении восстаний – тоже можно извинить применение оружия массового поражения, которое могло причинить вред как вражеским воинам, так и некомбатантам. Некоторые военачальники в отчаянии прибегали к яду, проигрывая войну или исчерпав остальные возможности при осаде. Угроза задействования ужасающего оружия могла посеять панику среди врагов и привести к их быстрой капитуляции. Существовали и такие безжалостные военачальники, которые вообще не задумывались об этичности тех или иных методов и вооружений, лишь бы одержать победу. А во многих культурах, знакомых грекам и римлянам, отравленные стрелы и засады были обычным способом ведения войны[67].

Хотя соблазнительно думать об Античности как о времени, свободном от биохимического оружия, на самом деле ужасный ящик Пандоры открыли тысячи лет назад. История биологического оружия в войнах берет начало в мифологии, в древних устных традициях, сохранивших память о подлинных событиях и идеях дописьменной эпохи. Хотя мифологические свидетельства опровергают взгляд на Античность как на время, когда о биологической войне и помыслить было нельзя, вместе с тем они показывают, что глубокие сомнения в этичности подобного оружия возникли при первом же его использовании.