Иафет в поисках отца

«Нечестно наше занятие, — думал я. — Впрочем, я беру исправно выигрыши и отдаю, когда проигрываю. А все что-то мне не нравится это ремесло». Но ассигнации имели приятную наружность, и я успокоился, посмотрев на них. Сколько таких людей, которые в богатстве, ничем не соблазняясь, краснели при одной мысли о бесчестном деле и ужасались преступлениям других; когда же их постигла бедность, то они сделали именно те же преступления, против которых так восставали. Сколько женщин, негодовавших на соблазны других, которые потом сами сделались такими же. Итак, будем снисходительны, никто не может сказать, до чего доведут нас обстоятельства. Когда судьба приведет нам видеть преступника, то лучше пожалеть о нем и сказать: «Не введи нас в искушение! », нежели презирать его.

Когда мы явились на следующий день в клуб, то нашли уже там двух вчерашних господ, ожидавших нас с нетерпением.

На этот раз майор непременно хотел играть со мною, говоря, что сам он играет плохо, а мне, по крайней мере, везет. Нам не противоречили. Сначала, несмотря на нашу искусную игру, счастье было на стороне противников. Мы, однако, продолжали играть до четырех часов утра, и вскоре игра совсем переменилась. Майор выиграл с вычетом вчерашнего проигрыша сорок фунтов, а я — сто семьдесят, так что в две ночи мы выиграли триста сорок два фунта. Около трех недель продолжали мы это занятие, и, за исключением уплаты некоторых долгов майора, мы вывезли с собою восемьсот фунтов стерлингов. Я предложил майору заплатить всем проигранное, потому что у нас останется еще много благоприобретенной суммы.

— Дайте мне деньги поскорее, а то, пожалуй, еще сами станете за меня расплачиваться! — воскликнул майор, посматривая на мой кошелек. — Если вы хотите полной честности, Ньюланд, то знайте, что у меня такая бездна должников, что для расплаты с ними не достанет всего вашего имения. Впрочем, все эти долги у меня записаны, и когда в состоянии буду, то заплачу их, но теперь решительно не стану платить никому.

Майор положил роспись долгов своих в карман, и разговор наш на этом кончился.

На следующее утро мы велели приготовить лошадей, и в то время, как завтракали, вошел Тимофей и сделал мне знак выйти.

Я пошел за ним.

— О, сударь, — шепнул он мне на ухо, — я не могу не сказать вам, что пришел господин с…

— С чем? — спросил я.

— Точно с таким же носом, как ваш, и таких же лет, как вы, ну, настоящий двойник ваш…

— Где он? — спросил я, и все чувства сына, стремящегося отыскать отца, снова заволновались во мне.

Я сбежал вниз с салфеткой в руках и застал еще лакея, захлопнувшего дверцы экипажа. Я прежде всего посмотрел на нос моего двойника. Действительно, он был очень похож на мой…

Я стоял, не двигаясь с места, и пристально смотрел на отъезжающего незнакомца.

— Пошел! — закричал лакей.

— Извините, сударь, но… — говорил я, обращаясь к господину в экипаже, который, заметив в моей руке салфетку, принял меня, вероятно, за лакея и, опустив стекло, сказал:

— Я дал уже на водку. — И с этими словами экипаж покатился.

Кучер нарочно задел меня кнутом так, что я насилу дошел до комнаты и бросился на диван почти без чувств. Я был в отчаянии.

— Боже мой! Что с вами, Ньюланд? — вскричал майор.

— Что со мной?.. Я видел отца моего!..

— Отца вашего! Да, кажется, вы с ума сошли, Ньюланд. Он умер прежде, нежели вы могли себя помнить, по крайней мере вы так мне об этом сказывали. И даже если бы это была его тень, то как вы могли узнать ее?

Замечание майора напомнило мне всю нелепость моей выходки.

— Ах, майор, — ответил я, — он так был похож на моего отца, а страстное желание видеть отца заставило меня поверить, что это был он.

— Надобно сделать путешествие на тот свет, чтобы его увидеть, и вы, я думаю, с удовольствием решитесь на это. Часто я слыхал, как вы во сне бредете об отце, и удивился, что вы так много о нем думаете.

— Не могу не думать, с детства это было господствующей моей мыслью.

— Все, что могу сказать вам в утешение, что редкий сын так хорошо помнит своего отца. Но кончайте завтрак, и мы поедем в Лондон.

Я исполнил, как мог, совет Карбонеля. Потом велел Тимофею узнать от нашего ямщика, куда отправился тот кабриолет.

Майор, заметив, что я не в духе, говорил со мной очень мало и делал только легкие намеки на мое поведение. Я молчал и не слушал его, но его последние слова обратили на себя мое внимание.

— Я вспомнил, — сказал майор Карбонель, — что как-то раз Виндермир, выхваляя мне ваши достоинства, сказал, что вы хороший молодой человек, только немного tete montee в одном отношении, и я понял теперь, что он хотел этим сказать!

Я ничего не ответил и удивлялся только, что пройдоха майор верил моим словам.

Когда у нас завязывался разговор о моих делах, то я ему говорил, что отец и мать мои умерли еще во время моего детства. Майор, обманывая всех, не думал, что его мог обмануть такой молодой, неопытный человек, как я. Но в самом деле он ошибался. Его идея о моем богатстве родилась от того, что я спросил его, отказался ли бы он от имени Иафета, если бы вместе с этим ему дали десять тысяч ежегодного доходу.