Иафет в поисках отца

— Какое я принесу оправдание в суде? — думал я. — А людей самых виновных часто защищает опрятная на-ружность. Боже милосердый, кто бы из прежних моих знакомых мог вообразить себе это? Те, которые когда-то с таким удовольствием ловили мои поклоны, и женщины, которые улыбались мне так ласково, так приветливо, — кто из них мог бы вообразить год тому назад, что я, Иафет Ньюланд, буду в таком унижении? Но они теперь и не подумают, что я унизился, потому что стал поступать по правилам чести и имел твердость духа исполнить священную обязанность каждого честного гражданина. Что же делать? Что Богу угодно, то пусть будет со мною! А я теперь слишком мало забочусь о жизни. Но умереть смертью собаки, не отыскав отца своего… вот что ужасно! Боже, если бы он увидел своего сына в этом убежище преступников! Если бы он не оставил мне денег и не подавал надежды к возвращению, я занялся бы каким-нибудь ремеслом и жил бы в довольстве и счастьи.

Во время этих размышлений дверь отворилась, меня взяли два пристава и повели в суд. Мы едва могли пробираться сквозь толпу, которая делала свои замечания о наружности разбойника с большой дороги. Наконец привели меня в собрание судей, и доносчик мой, высокого роста мужчина, вышел на середину залы и объявил свои показания.

Он говорил, что идя из Бретфорта в Хоунсло, где хотел купить платье, встретил на дороге двух человек, у одного был в руке узел. Они спросили его, который час; он вынул свои часы, чтобы посмотреть, и пока разглядывал, то получил удар в затылок и именно от того, который нес связку («Вот он, сэр», — сказал человек, показывая на меня), а другой в это время, теперь раненый, выхватил мои часы и был таков. Покупая белье в Брентфорте, он также купил пороху с четырнадцатью фунтами дроби и завязал это в белье. Когда же у него выхватили часы, то он начал махать узлом, который был привязан к палке, нечаянно ударил своего товарища и ударом повалил его на землю. Тогда он оборотился к другому (ко мне) и проворно вырвал у меня палку. Тут подали эту палку, и я содрогнулся, увидел ту самую, которую я купил у жида за три пенса, чтобы нести на ней узел. Он бросился на меня, но товарищ его опомнился, напал на меня с другой палкой и с другой стороны. В этой схватке он повалил его опять на землю, а я, предвидя, может быть, и для себя то же, убежал от них, забыв в испуге взять свой узел. Обезоружив противников, он поспешил в Хоунсло, чтобы дать знать о происшедшем, и, возвратившись с полисменами на место прежней битвы, нашел меня возле раненого, и… но остальное уже известно читателю. Тут судья подал ему знак рукой удалиться, и его место занял новый свидетель, подтвердивший показания первого. Свидетель этот был жид, у которого я купил платье и продал свое. Он рассказал судьям самым невинным тоном, как я купил платье и палку. Мне предъявили двадцать фунтов и кольцо с солитером, найденные у меня при обыске, спросили, не имею ли я чего-нибудь сказать в оправдание, предварив, впрочем, что показания мои, вероятно, будут неосновательны и не примутся в уважение против большого числа свидетелей. Я ответил, что не виноват. Правда, что я взял новое платье у жида, променял на свое; но уверен, что у меня его украли, когда я держал лошадь господину у постоялого двора. Я говорил им, что, идя в Хоунсло, я хотел помочь человеку единственно из чувства сострадания, но меня схватили в это время, и я бы пошел без сопротивления, если бы на меня не надевали цепей.

— Конечно, это очень искусная отговорка, но…

В это время отворилась дверь, и вошел судья, которому я держал лошадь.

— Здравствуйте, мистер Норман, — сказал допрашивающий меня судья, — вы пришли очень кстати. Мы имеем дело с большим плутом или очень несчастным человеком, что-нибудь из двух. Но посмотрите, пожалуйста, на обвинение и оправдание того человека, пока мы будем разбирать дело.

Норман уселся, взял донос, прочел его и потом посмотрел на меня, но никак не мог узнать, так я был запачкан грязью и изуродован ею.

— Вы, сэр, тот самый господин, у которого, помните, я держал лошадь, и прошу вас подтвердить справедливость слов моих.

— Да-да, теперь я вспомнил вас, и вы, я думаю, тоже не забыли замечание мое насчет ваших рук.

— Совершенно помню, сэр, — ответил я.

— Ну-с, может быть, вы нам скажете, каким образом бриллиантовое кольцо и деньги попали к вам?

— Честным образом, сэр, — сказал я.

— Но не скажете ли вы нам, если вы не богатый человек, то с кем вы работали последний раз, к какому приходу принадлежите и кого вы можете привести свидетелем в доказательство вашего хорошего поведения?

— Я не стану отвечать вам на эти вопросы, а еслибы хотел, то очень легко мог бы это сделать.

— Как вас зовут?

— И на тот вопрос я не могу ответить.

— Я вам говорил, что где-то вас видел; не в Лондоне ли, на Боу-Стрит?

— Я удивляюсь, сэр, что вы, будучи судьей, спрашиваете меня о том, что легко может меня спутать. Я здесь в незавидном положении и не могу сюда призвать моих знакомых, потому что стыдился бы показать себя в таком виде и обвиненного в таких низких поступках.