Ягиня

Настасья Карпинская Ягиня

За высокой черной горой, за старым дремучем лесом, куда редко ступает нога человека, между трех рек стояла бревенчатая избушка: изрядно покосившаяся, со старой деревянной дранкой на крыше и почерневшей от копоти печной трубой. В избушке той у старой огромной печи, что занимала пол горницы, кашеварила старуха неприглядного вида. Юбка и платок ее выцвели: то ли от солнца, то ли от старости; кофта изорвалась на локтях, и на тех местах, где были прорехи, виднелись заплатки, да и те пришиты плохо, неаккуратно, большими стежками, и к тому же красной ниткой; передник ее был измазан сажей и покрыт грязными пятнами.

Старуха готовила, беспрестанно ворча на своего кота, который, словно из вредности и несмотря на недовольство своей хозяйки, разлегся на столе поверх чистой скатерти и свежесорванных яблок.

– Брысь, проклятый! – шикнула на него старуха.

– Мяу! – возмущенно раздалось в ответ, и до ее слуха донеслось недовольное фырканье.

– Лучше бы делом занялся, негодный!

– Гости спеш-шат, – промурчал кот и принялся с усердием вылизывать свою лапу, принимая что ни на есть важный вид.

– Какие гости, дурень!

– Спеш-ш-шат, – протяжно, с еще большим упорством протянул кот. Старуха пошевелила в печи кочергой угли и, прикрыв створку, подошла к дубовому столу, на котором развалился Баюн, наблюдая одним глазом, как по блюдцу катается красное яблоко.

– Тьфу ты! – сплюнула старуха, увидав, что и в взаправду через дебри и буераки продирается к ним добрый молодец. – Вот же нелегкая принесла! Поди Иван какой: то ли царевич, то ли дурак… – пробурчала недовольно старуха, снова возвращаясь к печи.

– Сын кузнеца, – вслед ей протянул кот, лениво зевая. – Богданом люди кличут.

– Лучше бы Дураком, – буркнула под нос старуха и вдруг, немного призадумавшись, внезапно прищурившись, топнула левой ногой об пол и, взмахнув рукой, вывела в воздухе замысловатый знак, значение которого знала только она сама, топнула второй раз – сомкнулись в миг ветви деревьев на пути молодца, преграждая ему путь, зашипели в болотах змеи, завыли волки, поднялись над землей пни старые и коряги, не давая ему прохода.

Яга, взглянув в блюдце и удовлетворившись результатом сделанного, снова принялась за домашние хлопоты и, спустя некоторое время, позабыла о незадачливом путнике, который зачем-то держал путь к ее избе.

– Скатерть свежую стели, спеш-шат, – настойчиво промурлыкал Баюн, приоткрыв один глаз.

Яга уже с большим интересом заглянула в блюдце, отметив незавидное упорство путника, и, почесав задумчиво подбородок, юркнула за печь, прихватив пучок какой-то травы, вышла из избы.

Вся ворожба Яги была напрасной: Богдан, сын кузнеца, и сквозь чащу лесную пробрался, и реку бурную преодолел, и перед стаей свирепых волков устоял, и вышел он к покосившейся избушке, представая перед недовольным взором Яги.

– Зачем пожаловал?

– И тебе здравствуй, старуха! Смотрю, гостей не жалуешь.

– Пришел зачем, спрашиваю?! – зло прошипела Яга.

– Дерево мне надобно, что у Навских ворот выросло. Пропусти, не стой на пути, все равно возьму, зачем пришел.

И как только прозвучали его слова, так затих лес и все живое в нем, блеснули глаза Яги зеленым огнем. Но не испугался Богдан, сделал шаг вперед, и в тот же вмиг взметнулись ветры буйные, собрались тучи темные, сверкнула молния яркая, и ударила Яга своей клюкой о землю так, что вздрогнула земля. Но и тут не испугался Богдан, без страха пошел он ей на встречу, и сцепились они не на жизнь, а на смерть, стали силушкой мериться. Гнулись сосны вековые и дрожала земля, но никто из них друг другу не уступал. Час бились, два бились, щепки летели, пыль столбом стояла, а никто другому уступить не хотел. Так день прошел, второй прошел, а на третий разозлился Богдан, извернулся, изловчился, да как бросится на Бурю Ягу, опрокинул он старуху, прижал ее спиной к сырой земле и уже ударить хотел, как вдруг затихло все вокруг, будто и не было ничего.

Обернулась старуха горбатая девой прекрасной, и замер Богдан на месте, вмиг ослепленный ее красотой. Предстала перед ним красавица зеленоглазая с нежным румянцем на щеках.

– Ты ли это, Буря-Яга?

– Ослеп что ли, добрый молодец, али разумом помутился? – скинула Яга с себя Богдана, да поднявшись, принялась отряхивать одежду свою от пыли и сухой травы. – Ягиня я, дочь Макоши-матушки и стража ворот Навских. Уходи подобру-поздорову, пока ноги держат. Не дам я тебе могучее древо срубить, умру, но не дам.

Поник Богдан от ее слов, но виду не подал, расправил плечи широкие, сжал кулаки силой полные.

– Не могу я уйти с руками пустыми, коли головы лишиться не хочу и народ царства тридесятого погубить. Лютует царь, косит головы с плеч ни за что, ни про что. Откуп темным силам платит.