Йагиня. Тайный Дар

- Сударь, - холодно начала я, чтобы чародей не догадался о том, что сейчас творится в моей душе, - Мне очень лестно , что мой нечаянный спутник столь честно держит свои обещания, - маг ощутимо напрягся на «нечаянного спутника», ну и пусть. - Но то, что вы предлагаете, право, это уже перебор! Я понимаю, что вы, как истинный наследный герцог, - последнее я особо подчеркнула, - согласны пойти на то, что вам противно ради того, чтобы соблюсти свое обещание, но не до такой же степени! Я, конечно же, понимаю, что потом можно и развестись, видимо, как вы и планируете, и тогда и овцы целы, и волки сыты!

Оборотень как-то странно на меня смотрел, но меня уже, как говорится, несло. Я вскочила с софы и уже не сдерживалась в выражениях:

- Значит, стать вашей женой, да! И долг супружеский исполнить, прямо здесь, а чего тянуть! А того, что благословения не спросили у родителей – ну так зачем нам оно! Зачем вам оно – вы, воспользовавшись приобщением к семье, пойдете воевать на одинокого несчастного сирина, пострадавшего от такого же проходимца, как вы сами!

Вошедший, видимо на мой крик, граф де Менферский, уже не мог меня смутить.

- Вы, таким образом, и слово, данное бабулям, соблюдете, и свой охотничий инстинкт удовлетворите, убивая неприкаянное воплощение бедной девушки! Другой девушкой – попутчицей своей – попользуетесь в пути, и потом, когда не совсем в целости, но в безопасности доставите ее домой, тут же в Храм потащите – разводиться!

Рукавом вытерла злые слезы и взмолилась светлой Макошь, чтобы голос мой, итак дрожащий от слез, совсем на визг не сорвался, а то неудобно:

- Хорошо, я смотрю, вы решили устроиться!

Маг стоял передо мной бледный как мел.

А я, не разбирая ничего перед собой от застилающих глаза слез, оттолкнула его и выбежала из комнаты. Краем уха услышала первые слова от нашего хозяина, надеюсь, обращаемые к чародею:

- Ну и дурак!

- На себя посмотри! – огрызнулся сударь Лиодор, а я не слушала продолжения, хватит, наслушалась уже на сегодня, просто бежала со всех ног – прочь от этого ненавистного мне чародея, подальше от проклятого замка, в самую чащу.

Не знаю, как долго мог продолжаться мой забег, если бы я не споткнулась и не полетела кувырком прямо через заросли какого-то серого, неприглядного кустарника. Впрочем, в графстве Менфера, серой казалось была даже Мать Сыра Земля. Как будто нарочно, сам Даждьбог, бог солнечного света, отказывался сюда заглядывать.

Серым здесь было абсолютно все. Даже сам воздух – какой-то серый и сумрачный, несмотря на то, что пока полдень. Серый, как будто грязный оттенок имели деревья – их стволы и листья, трава, мох…

Мне показалось, что даже мелькнувший в ветках над головой хвост белки тоже был серым. Но спустя секунду я и думать забыла о серой белке, потому что в следующий миг произошла встреча намного даже более волнительная, чем то, что произошло только что в замке.

Потому что сначала для меня наступила полная, беспросветная тьма. Я лежала на спине, прижимая к груди ушибленную ногу, но тотчас забыла об ушибе, о боли, о своей обиде и злости на мага.

То, что я поначалу приняла за тьму, оказались распростертые птичьи крылья, которые в следующий миг уже сложились.

Потому что рядом со мной сидел сирин.

Я впервые видела сирина так близко.

Да что там, я впервые рассматривала темную птицу вживую – раньше только на картинках учебников.

Вблизи сирин одновременно восхитил и оттолкнул меня.

Он был прекрасен – крупный, в гладких иссиня-черных перьях. Сирин выделялся на общем сером фоне как выделяется драгоценный черный рубин в любой оправе, будь то, самая что ни на есть платина или благородный иридий.

Если бы не лицо…

Бледное, очень бледное красивое лицо на нежной человеческой шее никак не вязалось с мощными, черными, морщинистыми лапами с огромными, черными когтями. Черные, как смоль, волосы, на самой макушке уложенные в какое-то подобие короны…

Тонкие, удивительной красоты черты лица, безупречная, нежная кожа…

Это лицо можно было бы назвать самым красивым из всех, которые я когда-либо видела, если бы не глаза.

Глаза были нечеловеческие – в разрезе из-под густых ресниц на меня смотрела сама тьма. То есть, это мне поначалу так показалось. На самом деле это были черные глаза птицы, не человека. Без белка, без радужки – ровный, черный цвет.

И сейчас эти черные глаза равнодушно, и как-то отстраненно рассматривали меня. Выражение лица было такое – что пускай хоть Переруг поручится – не поверю, что сирину действительно интересно. Здесь было что-то другое.

- Чтоо же ты, яхоонтоовая мооя, - певуче обратился ко мне сирин, - не смоогла доотерпеть, сумерек доождаться? Я днем не поою.

- Я слышала твое пение вчера ночью, мне хватило, - честно призналась я.

Мне показалось, что если бы сирин мог улыбнуться, он бы улыбнулся.

- Так ты поо душу моою поожалоовала, яхоонтоовая?

- Не нужна мне твоя душа, - устало попыталась объяснить я бывшей Мийке, нынче печальной и равнодушной вестнице тьмы. - Не хочу я твоей смерти.

- Ты не хоочешь, так витязь твоой прекрасный не ооткажется, - равнодушно бросил сирин.