Иду прочь, стараясь попадать в собственные следы. Но в какой-то момент теряю равновесие и падаю. Естественно, пребольно ударяюсь боком обо что-то твердое на обочине, присыпанное снегом. Ну что за невезуха? Сразу подняться на ноги не получается. Беспомощно ковыряюсь в снегу, как жук, который упал на спинку и теперь сучит лапками, пытаясь перевернуться. Наконец все-таки встаю на четвереньки… И вдруг вижу прямо перед собой руку… Человеческую руку, наполовину засыпанную снегом. Действуя почти автоматически дотрагиваюсь до нее. И тут же с одним вздохом, с одним ударом сердца понимаю, что трогала только что труп. Пальцы-то ледяные и какие-то… деревянные.
Вскакиваю на ноги единым слитным рывком. Еще и в сторону отскочить умудряюсь. То ковырялась, как дура битых пять минут, пока только на четвереньки встала, а тут от страха, как горная серна скакать начала. Смотрю. Точно — труп. Теперь видны контуры тела, а из-под разбросанного и примятого мной снега и кое-какие фрагменты высовываются — рука, нога обутая в ребристый солдатский ботинок. Приглядываюсь внимательнее и, чтобы не заорать в голос, с силой прикусываю себе стиснутый кулак. Шнурки-то на ботинках рваные, все в узлах. В точности как у того самого мужика, с которым я… Черт! Который любил меня в моем доме ночь напролет! Который чем-то зацепил меня. О котором я не смотря ни на что думала все это время…
Боже…
Вынимаю телефон и звоню в полицию. Сообщение мое выслушивают безо всякого энтузиазма, но обещают прибыть «на место» в кратчайшие сроки. Иду назад, к воротам. И чтобы полицейских дождаться, а потом дорогу к телу показать, и чтобы в машине хоть немного согреться. Колотит меня так, что зубы стучат. И не понятно от чего — то ли просто от холода, то ли в первую очередь от стресса. Неужели он мертв? Но почему? Кто? Из-за чего?.. Какое-нибудь ворье? Спугнул он их, а они в ответ его и убили?..
Здесь на дачах воруют регулярно. Причем именно зимой, когда никого в окрестностях нет. Бабушка рассказывала, было время даже старое постельное белье и алюминиевые вилки из домов выносили. Теперь даже воры зажрались. Если и тащат, то что-то вроде телевизоров, неразумно оставленных хозяевами на даче, да разного электрического инструмента, который опять-таки поленились вывезти в Москву. Но из-за этого убивать?.. Или к дачам убийство это не имеет никакого отношения? А дело исключительно в личности убитого? Кем же он был этот хамоватый тип в дорогих очках, на старом джипе, одетый в дачную одежонку — чистую, но латаную-перелатанную и пошитую еще, мне кажется, на фабрике «Большевичка» в 1960-лохматом году?..
Полицейские приезжают действительно быстро. Труп все-таки. Пока бредем по снегу до нужного места, делюсь своими подозрениями о том, кем может быть найденный мной человек. Слушают. Кивают. Потом лезут в снег, натягивая простые нитяные перчатки, и принимаются выкапывать тело из сугроба. Зажмуриваюсь — вместо лица у покойника смерзшееся месиво из костей и чего-то красно-розового…
— Огнестрел.
— Ага. В затылок пальнули, всю морду и разворотило.
— Это ж какой калибр был, что так?
— Да не меньше 12-го.
— Из охотничьего что ли?
— Ну не из снайперки же! Бомжей наемные киллеры не убивают!
— Бля-я-я-я…
Труп увозят. Меня в очередной раз расспрашивают о том мужике, который… Ну который вытаскивал мою машину из сугроба. Задают и вопрос о каких-то особых приметах, по которым его можно было бы опознать. Но я не помню ничего кроме рваных шнурков и того, что был он темноволос с сединой и сероглаз. И еще очки. Их, кстати, возле трупа не нашли. Но это ничего не значит. Если в такую кашу превратилось лицо, что уж там могло с очками произойти, трудно представить. Тело… Кое-что о его теле я тоже могу им рассказать, но… так и не решаюсь сделать это. Тогда придется признать, что я с ним спала, и… И они, еще чего доброго начнут меня подозревать в причастности к преступлению.
Пока один полицейский терзает вопросами меня, другой куда-то названивает. Вскоре понимаю, что узнает он телефон председателя садового товарищества, к которому относятся наши дачи. У него в свою очередь выясняет, кому именно принадлежит дача, возле которой нашли тело, и в которой жил тот мужик, который… Блин! Не могу о нем думать, не могу вспоминать. Так стыдно, что я трусливо отказываюсь даже попытаться честно опознать его тело!
Звонят хозяину. Жду, затаив дыхание. Как ни странно, он тут же берет трубку. Жив… Слава богу жив! Вот только… Жестом прошу у милиционера телефон и слушаю некоторое время. Нет. Голос не тот. У хозяина дачи — довольно высокий тенор. У того же был баритон. Возвращаю трубку сержанту и негромко доношу до него свои соображения. Кивает.
— А каким-нибудь друзьям или знакомым вы дачку свою примерно две-три недели назад не предоставляли для проживания? Или так, на выходные, отдохнуть от трудов праведных?
Мнется.
— Один человек у меня там этой зимой… бывает. Нравится ему, что нет вокруг никого.
— Ну так давайте!
— Что… давать?
— Имя и фамилию этого вашего знакомого, естественно. И телефончик его.
— Н-не могу.
— То есть как?!!