Ягодка опять (СИ)

При помощи Славы мы изготовили Шарику-Бобику шлейку с длинными постромками. Теперь нашего пса можно впрягать в санки. Развлечение оказывается изумительным. В первую очередь для меня. Бегаю с поводком Шарика-Бобика в руках следом за ним и привязанными к нему санками с Ванькой до полного изумления. В студенческие годы столько не бегала, сколько сейчас. В итоге несмотря на мой старушечий статус и подступивший вплотную климакс чувствую себя замечательно.

Вечером вернувшийся с работы Евгений Васильевич, сняв пальто и ботинки, прямым ходом идет на кухню и останавливается перед меню, которое составили мы с Ванькой. Забавно… Откуда он?.. Хотя, что это я! Наверняка Маша нажаловалась. Ей, как видно, стучать привычнее, чем мне. Ну точно! Вот и она! Вбегает в кухню как-то картинно заламывая руки и почему-то приседая. И голос из хамовато-самоуверенного неожиданно превращается в угодливо-заискивающий.

— Ну вот! Что я вам говорила, Евгений Васильевич, миленький! Отравит ребенка, а я отвечать буду. У меня-то диплом, а у нее?..

Ванька, который в этот момент пьет молоко и уплетает испеченный нами яблочный пирог смотрит на происходящее широко раскрыв глаза. Даже жевать перестает. Наконец его отец, внимательно прочитав меню поворачивается в нашу сторону. Жду его реакции с невольным трепетом. Видела же, в каком виде из его кабинета после совещания выходили подчиненные. А тут ведь — чистой воды самоуправство.

— Ты что это ешь?

Ванька, у которого рот набит пирогом, в ответ только тычет в отца зажатым в руке куском. Тот меряет откушенный с одной стороны примятый квадратик недоверчивым взглядом и обращается уже ко мне:

— А еще есть?

Киваю. И так же молча отрезаю от пирога, укрытого чистым льняным полотенчиком, добрый ломоть и ему. Осматривает его придирчиво. Потом откусывает, стараясь не обсыпаться сахарной пудрой, сначала жует медленно, потом челюсти его принимаются двигаться быстрее. Заговаривает только после того, как доедает и облизывает испачканные пальцы.

— А супа этого… — оборачивается к холодильнику с висящим на нем меню и тычет в него пальцем. — Вот! С фрикадельками — тоже дайте попробовать.

Я только развожу руками, а Ванька одним мучительным глотком проглотив то, что было у него во рту, виновато сообщает:

— Я все съел, пап.

— Все-е-е?.. — с улыбкой переспрашивает Евгений Васильевич, и у меня становится легче на сердце — казнить сразу не будет, сначала все-таки будет судить.

Точно. Идет к выходу с кухни, но на пороге приостанавливается и просит меня и Машу пройти за ним в кабинет. Сам садится за стол. Мы с Машей останавливаемся напротив. Чувствую себя до крайности неловко. Давненько мне не приходилось стоять вот так — навытяжку перед сидящим мужчиной. Наверно, только в молодости, когда экзамены в институте сдавала, и потом, когда на работу устраивалась… Ну да. Теперь-то я тоже на работе. Только все равно очень странно. Никогда не задумывалась о том, что правила хорошего тона действуют очень выборочно. Женщина, становясь прислугой, перестает быть женщиной даже в глазах воспитанного человека. Как следствие — мужчина сидит, а две женщины стоят…

Маша начинает говорить еще от порога:

— Я как увидела, так сразу вам позвонила, Евгений Васильевич. Смотрю, ребенка заставляет всю кухонную работу делать. Он у нее фрикадельки крутил. А в сыром мясе-то какой только заразы не бывает.

— Мы после хорошо вымыли руки.

— Конечно, теперь-то когда все вскрылось оправдываться будет!

— Я не оправдываюсь, я только хочу сказать…

— Стоп! — произносит Евгений Васильевич таким тоном, что мы обе тут же замолкаем.

Тьфу ты! Втравила меня в какую-то совершенно отвратную склоку.

— Я хотел бы понять — это правда, что вы с Ваней готовили обед, причем мальчик сам делал фрикадельки?

Пожимаю плечами.

— Правда. И не только фрикадельки. Еще помогал мне месить тесто для пирога, который он сейчас ест, и молол в кофемолке сахарную пудру. Руки мы мыли регулярно. Кроме того, за это время выучили как называются использованные нами продукты и приготовленные из них блюда по-английски и по-французски. И даже записали эти названия.

Достаю из кармана фартука, который все еще на мне, свернутые бумажки — на них Ванькина писанина. Евгений Васильевич быстро проходится по ним взглядом и откладывает листочки в сторону.

— Что ж… Это хорошо. Это просто замечательно. Но я все же попросил бы вас, Надежда Николаевна, чтобы мальчик не проводил на кухне все свободное время.

— Это просто сегодня такой день. Во-первых, ему в новинку и все интересно. Во-вторых, он немного простужен, а погода — скверная. Чем у компьютера сидеть, так уж лучше на кухне…

— Я как раз и плачу вам за то, чтобы мальчик у компьютера сидел как можно меньше.

— Мне кажется, сегодня я с этой задачей справилась целиком и полностью.

Откидывается на спинку кресла. Хмурится. Что решит?

— Ребенок может обжечься или порезаться. Кухня для него не место, — это Маша.