Ягодка опять (СИ)

Нас с Ванькой наконец-то выписывают. Как только оказываюсь в доме Евгения Васильевича, сразу прошу его уделить мне время для приватного разговора. Не хочу тянуть с новостями. Сказать, что они его ошарашивают — значит не сказать ничего. Рука сама собой тянется к затылку, где у русских мужиков стандартно расположено место, которое они принимаются чесать при первом приближении трудных вопросов и проблем. Молчим.

— Что делать думаете?

— Рожать.

— Я не о том. Что сейчас делать будете?

— Если это вам подходит — поработаю, пока силы будут.

— Да подходит, конечно. Только…

— Только что?

— Попадос, вот что. И уже садитесь, не стойте столбом, как партизан на допросе.

Сажусь на краешек стула перед его столом. Виновато посматриваю на него. Морщины на лбу залегли такие, что страшно смотреть. Уверена — думает при этом не обо мне, а о сыне. Только-только мальчик к няньке привык, а тут — вон какое дело. Вздыхаю:

— Это точно. Попадос. Моя подруга обрисовала ситуацию примерно так же, но только в матерной форме. А еще раз двадцать сказала мне, что я идиотка — рожать в моем положении, в мои годы, от мужчины, которого я видела в первый и последний раз в жизни, и которого сразу после этого кто-то пристрелил…

Смеется. Хотя смех невеселый.

— Хороший хоть мужик-то был?

— Я его, наверно, могла бы полюбить…

Опять молчим. Опять думаем. Опять каждый о своем. Наконец откидывается в рабочем кресле назад, хлопнув ладонями по подлокотникам.

— Ладно. Будем преодолевать проблемы по мере их поступления. И вот что еще! Я дам вам, Надежда Николаевна, телефон хорошего адвоката. Предварительно переговорю с ним. Это мой друг детства. Он должен помочь.

— Адвоката?

— Да. Я убежден, что раздел вашего с бывшим мужем имущества был произведен с нарушением закона. Хороший юрист сможет вытрясти из него значительно больше.

Отрицательно кручу головой.

— Не хочу. Мне от него ничего не надо.

— Вам, может, и нет. А вашему ребенку?

Как и Любка зрит в корень. Это я, дура, за свои 27 лет супружества окончательно оторвавшаяся от реальной жизни, ни о чем таком никогда и не задумываюсь… А уже пора бы начать. Чуть позже Евгений Васильевич приходит к нам с Ванькой в детскую и приносит листок с обещанным телефоном.

— Севка ждет вашего звонка завтра в 9 часов утра. Подъедете, поговорите. Он мужик опытный. Сразу скажет — есть шансы или нет. А я так просто уверен, что есть.

Звоню. Голос приятный. Договариваемся о встрече в тот же день. Отпрашиваюсь и еду. Офис солидный. Его хозяин — тоже. Еще один представитель мужского племени из числа тех, кого возраст делает только привлекательней. Подтянутая фигура, густые седые волосы подстрижены не коротко и не длинно, но так, что ему идет. Лицо узкое, хищное. Хорош, зараза. И знает об этом. Выслушивает меня очень внимательно. Ничего не комментируя. Только периодически задавая уточняющие вопросы. Кое-что записывает.

— Есть два основных момента, на которые мы с вами, Надежда Николаевна, можем опереться. Тот факт, что нынешняя супруга вашего бывшего мужа забеременела явно до того, как вы с ним развелись. Так что имела место супружеская измена. И тот, что большинство вашего совместно нажитого имущества он, по вашим словам, переоформил в последний год. Тем самым получается, что он совершенно осознанно готовился к разводу — выводил добро из той части, которую ему потом пришлось бы разделить с вами. Если этот факт удастся подтвердить документально, то считайте, вы выиграли. Если нет — будет очень сложно. Но решаемо.

Улыбается. А я кошусь на облеченный в изящную рамочку афоризм, который висит у него за спиной вместо традиционного портрета Президента. «Незнание закона не освобождает от ответственности. Зато знание — запросто. Станислав Ежи Лец» — вот, что там написано. И, надо признать, сформулировано очень точно. Вздыхаю.

— Мне все равно нечем вам заплатить.

— Я работаю не за гонорар, а за результат. Выиграем дело — я получу оговоренный с вами процент с той суммы, которую нам удастся отсудить у вашего бывшего мужа. Не выиграем — вы оплатите только судебные издержки. Такой подход, согласитесь, хороший стимул для адвоката работать активнее.

Улыбаюсь благодарно. Почему-то убеждена, что обычно этот мужик с холодным расчетливым взглядом работает совсем по другой схеме… Хотела бы взглянуть на его детскую фотографию. Интересно, каким он был лет в пять-шесть? Вот как Иван Симонов сейчас? Из каких детей вырастают вот такие матерые хищники — умные, сильные и опасные?

Когда смотрю на свои детские фотографии, то вижу перед собой домашнюю тихую девочку. Толстенькую, с наивными косичками бубликом и потрясающе невинным взглядом. Одним словом — клуша. Припечатал же тогда меня тот мужик… Кстати, интересно каким в детстве был он? И каким стал теперь тот самый мальчишка, который когда-то был болезненно влюблен в мою подругу Любку и что из себя представляет тот красавчик, который издевался над ней?..