Ягоды бабьего лета

— Что вы! Господь с вами! Они ведь живые, в отличие от этого чурбана. Все двенадцать горшков я забрал с собой. Благо здесь большие подоконники. Все кактусы уместились. А вы зайдите к нам на огонек, Любовь Антоновна! Полюбуетесь на моих питомцев. А?

— Обязательно зайду.

Обратно они шли мимо увядающих цветочных клумб, огненно-алых кустов барбариса и долго молчали. «Устал, бедный, — жалела старика Люба. — Тоже мне, герой-любовник! Неужели нельзя было найти какую-нибудь постарше? Она бы и заботилась, и «налево» не бегала, и собеседницей мудрой была. Ведь большего и не требуется в этом возрасте. Хотя… Кто их знает, мужчин? Что им еще нужно? И как порой обманчива внешность! Первое мое впечатление было так далеко от истины! Хм! Вот тебе и монах-пустынник!»

У крыльца остановились. Всеволод Петрович, с удовольствием глядя на румяное Любино лицо, явно любуясь ею, умиленно произнес:

— А вам на пользу такие променады. Глаза повеселели, блестят. Прелесть! У Федора Иваныча есть незабвенные строчки:

Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной…

Он отвернулся, стер ладонью выступившие слезы. Люба лукаво, с легким кокетством процитировала то же тютчевское стихотворение:

Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц…?

Старик с радостным удивлением уставился на Любу:

— О! Не ожидал! Я ведь в лучшие времена знал почти всю его любовную лирику, да и философская мне тоже очень близка. Увы, все позади. Сейчас только и осталось слабым утешением:

Живя, умей все пережить:
Печаль, и радость, и тревогу.
Чего желать? О чем тужить?
День пережит — и слава богу!

— Простите, но откуда у вас такие познания? Не каждый может похвастать, что знает Тютчева, — восторженно спросил старик.

— Я учитель русского и литературы. Вот и весь секрет.

— Уверен, что вы прекрасный учитель.

Они помолчали, глядя на двух возвращающихся с прогулки старушек. Это были те самые старушки, разговор которых вчера Люба нечаянно услышала в коридоре.

Всеволод Петрович, галантно взяв Любу за локоть, увлек ее за собой на ступеньки крыльца:

— Это ведь я написал на телевидение про вашего Игоря.

— Я знаю от Зои Михайловны. Спасибо вам огромное.

— Он замечательный человек. Впрочем… и это вы, должно быть, знаете.

На второй ужин Люба не пошла. Вскипятила у себя чайник, заварила в новой кружке пакетик чая, положила в блюдце крекеры с сыром и устроилась в постели с книжкой, которую принесла из библиотеки. Но дальше первой страницы чтение не пошло. Вновь и вновь возвращалась к недавней сценке в столовой: они смотрят друг на друга, потом она произносит неискренние слова, а он отвечает честно, с плохо спрятанной болью.

«Боже мой, когда я поумнею? Неужели надо прожить на свете еще пятьдесят лет, чтобы понять простые истины? Обманом, коварством, подлостью не добьешься ничего, кроме несчастья. Ложь — это антипод любви. Прав писатель, сказавший эти слова. Еще как прав!»

Утром она немного опоздала на завтрак, пришла, когда уже многие его заканчивали. Люба села за стол к Всеволоду Петровичу и Игорю, поздоровалась, пожелала приятного аппетита. Старик обрадовался ей, как ребенок, а Игорь сдержанно улыбнулся и только. Любе пришла неожиданная мысль:

— Всеволод Петрович! Я хочу провести читательскую конференцию в библиотеке. Вы не могли бы мне помочь?

— Ради Бога, милая Любовь Антоновна! Всегда к вашим услугам! Когда вы проводите это мероприятие?

— Я еще точно не знаю. Можно послезавтра, например. Сегодня я повешу объявление, пригласим всех любителей Чехова. Я надеюсь, придет не слишком много народу, а то в библиотеке тесновато.

— А зачем нам библиотека? Здесь есть большая комната отдыха. Там у нас вечера, именины и прочие дискотеки проходят.

— Дискотеки? — улыбнулась Люба.

— А как же? Мы такие буги-вуги сбацаем, только держись! Я прав, Игорь Алексеевич?

— А также вальс и танго, — оживился Игорь.

— Вы меня заинтриговали. А может, нам после конференции танцы устроить?

— А почему бы и нет? — вошел в азарт неугомонный Всеволод Петрович. — Я сейчас же поговорю с Зоей Михайловной. Начальство должно быть в курсе. Без этого никак.

Через час Всеволод Петрович пришел к Любе в библиотеку и с порога крикнул:

— Готово! С начальством утрясли. Послезавтра, в 18.00, начинаем конференцию: «За что мы любим Чехова?» Как вы считаете, такое название подойдет?

— Вполне.

— Вот. А потом, как говорится, танцуют все! Кстати, Любовь Антоновна, надеюсь, что вы порадуете старика своим вечерним туалетом?

— Ой, что вы? У меня с собой только этот костюм.

— Жаль. Как же так, Любовь Антоновна? Вы молодая женщина и, отправляясь в дальний путь, должны предусматривать все случаи жизни, в том числе и самые гламурные.

— Спасибо за комплимент, но мне не до того было, когда я сюда собиралась, — вежливо осадила она Всеволода Петровича.