Ягоды. Сборник сказок

В комнате около стены валялись маски. Отец сидел над Валериком. По его грубому лицу, перетертому жизнью, шли слезы. Он держал ладошки Валерика в своих ладошках, что-то напевал. Он пел ему песню, которой укладывал его спать в детстве.

– Воробушек мой, я со всеми договорился. Тебя берут к нам на работу, будем с тобой ходить по рельсам стучать, проверять, все ли в порядке. Работа ответственная, не так проверишь, поезд не проедет или вообще сорвется, надо все проверять с отдачей. Я тебе хорошую куртку подобрал. Посмотри, настоящая, рабочая. Будем просыпаться рано, уходить еще в темноте, в холодной темноте бродить, искать, звенеть рельсами.

Валерик открыл глаза, улыбнулся отцу.

– На железку ведь сложно устроиться. Как у тебя получилось?

– А вот, договорился. Я человек опытный, авторитетный. Пришел и поставил им условия. Отдохнешь, и возьмемся. Будем работать по-настоящему, тяжело. Только не уходи больше. Хорошо?

– Хорошо.

Отец помог встать Валерику. Валерик надел рабочую куртку, подошел к зеркалу, радостно рассмеялся. Оранжевая спецовка, четкая. В такой становишься частью индустрии, большого человеческого ожидания, чувствуешь себя нормально.

Ягоды

– Что ты сидишь и скалишься, как аспид, что у тебя нос такой тонкий и глаза хитрые?

– Я тебе обещал рассказать о ягодах. Что такой нервный?

– Предъязвенное состояние. Сказали, если буду так дальше жить, то заработаю язву. Так дальше жить – это есть столько обезболивающих колес. Колеса разъели желудок. А еще мне нельзя аминазин и некоторые другие нейролептики. Если уж без них никак, то можно внутривенно, чтобы в крови растворялось сразу, не через желудок. Но если через иглу, то больно ведь, а я боюсь боли – даже не боли, а ее предвкушения, впадаю в панику, трясусь, дергаюсь, и чем больше дергаюсь, тем сложнее вкалывать. Ну и вообще, осознание, что по всей твоей крови плывет жидкая херня, несущая сознание в ватную комнату, не очень как-то. Кстати, если есть бабло, то всякие жесткие нейролептики заменяют на заграничные, из белых баночек. Как-то раз дали вместо галоперидола немецкие колеса, аккуратные, гладкие. Укладывают плавно, приятно, мягко, дают яркие и интересные сны, и на утро нет послевкусия жесткости.

– Я тебе обещал рассказать о ягодах.

– Был у нас один кекс. Ходил-бродил по дворам, приключений искал. Нашел. Прихватили его в подворотне, на бабосы поставили. Пришел нервным, дерганым. Спрашиваем, что случилось, а он трясется, запинается. Да шпана прихватила, ничего серьезного. Он спросил, нет ли чем приглушить страх. У одного было полмарки, дал. И вот спустя пару часов он сидел за шкафом, сотрясался от шорохов: ему казалось, что за ним выехали спецслужбы на спецмашине, боялся в окно посмотреть – а вдруг птицы заметят? Накидали ему тогда аминазина – корешок с дурходки скинул. Слышали раньше, что аминазин кислоту съедает. И что? Обватился, глазами тупыми в нас воткнулся и принялся блевать. Смотрит на свои выделения и хнычет, типа в них что-то необычное видит типа моря со злобными насекомыми. Еще хуже стало. В окне природа как всегда, но немного ярче. Свет фонаря, блеск неба, цвет асфальта – как обычно, но есть в них что-то не то, некое новое внутреннее движение. Можно смотреть, вглядываться. Куда смотришь? В асфальт. Смотришь, как меняется его цвет. Меняется? Вроде нет. Но меняется. Видимо, это не цвет, это его взаимоотношения с собственным цветом.

– Живешь, живешь, впахиваешь, теряешь силу в теле, а затем тебя на колесах катают врачи, а все общество харкает харчи. Я тебе обещал рассказать о ягодах.

Прастанава-амукхи – монологи-диалоги, вводящие зрителя в курс пьесы.

* * *

Ягоды в округе действительно в избытке. В летние месяцы можно сесть в машину, поехать в лес с ведерком, собрать черники, ежевики, малины, лесной земляники. Земля сама дает, сама ждет, что человек придет и съест всю эту красоту. Кушай, кушай, человек, вари варенье, готовься к зиме.

Юрий Сергеевич – мужчина лет пятидесяти с грубым лицом и спокойным взглядом. Подробно описывать его внешность нет желания, как и нет желания описывать детали пейзажей за окном, вздохов-охов людей в автобусе, городского быта, одежды и тому подобного. Крепкий, уверенный. Куда он ехал – сам не знал. И его жена не знала. Из долгих бесед с подругами вывела, что это место – самое то, самое сильное.

Жена Юрия Сергеевича – добротная, полная, справедливая и вообще. Клавдия Львовна. Клавушка по молодости. В таких автобусах в такое «невесть куда» едут многие жены с мужьями. Услышали, подметили, понадеялись, поехали. Они водят годами мужей по врачам-наркологам и, убедившись, что те не помогают, что всякие кодирования, ампулы, курсы препаратов – это муть и растворение надежд, садятся в автобусы и уезжают к колдунам.

– И что, не пьет?

– Три месяца уже.

– Да ты что?! А адресок подскажешь?

– А запиши. Только место странное.