Яичница

Как только орнитолог скрылся в лесу, Виктор столкнул лодку. Он греб торопливо, чтобы выйти из бухты, прежде чем вернется орнитолог.

В бухте вода была сравнительно спокойной. С моря сюда приходил невысокий накат. У выхода в море Виктор придержал лодку. Совсем рядом, отделенные незримой чертой, шли вдоль острова разваливающиеся, шипящие волны. Они были неторопливы и неутомимы. Им не было конца.

Виктор нерешительно поднял весла, затем опустил, снова поднял и понял, что если промедлит еще несколько секунд, то уже не найдет в себе мужества и повернет обратно. Виктор взглянул на берег и увидел орнитолога. Тот бежал, оступаясь на камнях, и что-то кричал.

Виктор сделал гребок. Лодка пересекла черту.

Волна легко и цепко подхватила лодку, вздыбила ее и с наслаждением шмякнула носом об воду. Заплясал, наклоняясь и раскачиваясь, берег. Лодка опустилась в провал, и над бортом выросла зеленая стена с прожилками пузырьков и пены. Виктор, холодея, ткнул веслами в эту стену, и лодка медленно полезла наверх. Она взобралась на гребень и снова шлепнулась об воду обнажившимся днищем.

Вода уходила из-под весел. Виктор ловил веслами ускользающую воду, стараясь держаться вразрез волне. Ему было страшно. Так страшно, как никогда в жизни. И сейчас в голове у него проносились несвязные мысли о том, что раньше он делал много плохого: грубил матери, ссорился с друзьями из-за пустяков. Но теперь... Если все кончится хорошо, будет не так. Он станет жить справедливо и честно. И в то же время он видел все, что было вокруг: раскачивающийся берег, потеки смолы в пазах лодки, свои пальцы с посиневшими ногтями и белую фигуру человека, стоявшего на мысе.

А руки Виктора сами делали то, что нужно, и лодка почему-то не цереворачивалась. Волна стала меньше. Виктор понял, что прошел самое опасное место — мелководье. Он рассчитал правильно. Остров прикрывал от ветра. Настоящий шторм начинался дальше, за лудой, к которой он плыл.

Но и того, что ему досталось здесь, было вполне достаточно.

Когда лодка, поднятая волной, вылезла на камни, Виктор не сразу нашел в себе силу выйти. Некоторое время он просидел неподвижно, не обращая внимания на гулкие удары в днище. Вылез он прямо в воду. Подтянул лодку. Опять закружилась голова.

На макушке луды Виктора атаковали крачки. Они поднялись в воздух и по очереди пикировали на него, злобно, не по-птичьи взвизгивая. Закрывая лицо руками, он подошел к гнезду. Гага тяжело вымахнула из куста. С отчаянной материнской храбростью она плюхнулась рядом и заполоскала крыльями, отводя Виктора. Виктор положил в шапку восемь тяжелых теплых яиц. Чувствуя, как странно подгибаются и слабнут ноги, он спустился к лодке.

И все повторилось снова.

Опять раскачивалась и валилась набок лодка. Опять раскачивались небо, и берег, и полоса бешеной воды у входа в залив... и странно белая фигура орнитолога на мысе.

Виктор вошел в бухту.

Орнитолог стоял на берегу в одном белье. «Он разделся, чтобы плыть», — подумал Виктор. Сейчас он почти любил этого человека.

— Ты выдумал вздор с птенцами ради этой прогулки? — тихо спросил орнитолог.

— Да, — отозвался Виктор. — Да! — повторил он звонко, потому что сейчас был счастлив. — Вы бы меня все равно не пустили.

— Ты негодяй, — сказал орнитолог. Он повернулся и пошел к кордону, ничего не прибавив.

«Он не понимает... он думает, я просто так...» — промелькнуло в голове Виктора.

— Подождите! — крикнул он. — Посмотрите, что я привез.

Виктор подбежал к орнитологу и протянул ему шапку, полную яиц. Он взглянул орнитологу в глаза и засмеялся, чтобы показать, что не сердится.

— Ясно, — сказал орнитолог. (Виктор увидел, что лицо его покрылось пятнами.) —Скажи, кто дал тебе право грабить гнезда, которые мы охраняем?! Меня отпустили с фронта, понимаешь? С фронта! Там умирали люди, а меня отпустили потому, что здесь некому было охранять птицу. Ты знаешь, что гагачьих гнезд всего несколько сотен? И наш заповедник единственный в Союзе?..

Виктор растерянно молчал. Слова орнитолога — гневные, несправедливые слова — хлестали, как кнутом.

— Ты знаешь, что наши работники неделями не вылезают из лодок? Я живу здесь пятнадцать лет... Ты еще не родился, когда я сюда приехал. Ты хочешь стать биологом? Ты юннат... Нет, ты только считаешь себя юннатом, браконьер! Тебе хочется есть? Мы голодаем всего два дня... А гага... она выводит птенцов один раз в год... Ты думаешь, что совершил подвиг, но ты поступил, как трус! Твой желудок оказался сильнее тебя.

Виктор, подавленный, оскорбленный, стоял опустив голову и молчал, потому что боялся расплакаться.

- Ты взял их в том гнезде? — спросил орнитолог.

— Я взял их... не для себя. — Виктор проглотил комок и заговорил громче: — Я хотел вам... Я не ел ваш хлеб. Выбросил в море...

— Что?

— Я не браконьер! Понятно вам?! — крикнул Виктор. — Можете подавиться своим хлебом!

Орнитолог вздрогнул. Медленно подошел к лодке, расстелил на дне штормовку и завернул в нее яйца. Затем натянул брюки, сапоги, столкнул лодку и прыгнул в нее. У Виктора мелькнула сумасшедшая мысль, что орнитолог собирается утопиться.