Яичница из гангстеров

Я поймал последнюю ноту первого будильника, с наслаждением повернулся на другой бок и начал снова углубляться в прекрасную страну Никогда-Никогда, где черноглазые гурии в прозрачных лифчиках и целлофановых юбках ехидно плясали вокруг моего трона. Девушка с тридцатишестидюймовым бюстом и массой темно-рыжих волос щекотала меня по щеке ресницами длиной в один фут. Я скользнул взглядом по белой переносице и заглянул ей в глаза, и они вдруг превратились в два тлеющих уголька. Ресницы стали расти, удлиняться, соединились в две железные спицы и начали вонзаться мне в шею. Второй будильник — тот, что побольше, — неистово зазвонил и прогнал кошмарные сновидения. Я приподнялся, чертыхнулся и взглянул на часы. Восемь. Утро. Самое мерзкое и несчастное время суток.

С отвращением я провел языком по небу, облизнул губы, поморгал и выкатился из постели. Толчок от соприкосновения ног с полом так резко ударил в голову, что у меня едва не раскололся череп: внутри, видно, была сплошная боль.

С усилием я кое-как вытащил из шкафа халат и поплелся в ванную, чувствуя себя старым и обессиленным. Я подставил лицо под струю воды, почистил зубы и провел гребешком по волосам. На волосы это не произвело никакого впечатления. В кухне я поставил на огонь кастрюлю с водой, заварил кофе и снял с полки коробку с маисовыми хлопьями. Вот именно — с маисовыми хлопьями. Простой, добрый маис. Завтрак. Даже без похмелья мысль о сытном завтраке вызывает у меня ощущение какого-то насилия над собой.

Я всыпал в кипящую воду горсть хлопьев и стал следить за тем, как они варятся.

Они тошнотворно пузырились и булькали. И в желудке у меня тоже тошнотворно пузырилось и булькало.

Я отнес хлопья в ванную и вылил все в фарфоровый унитаз. Быстро и просто; с завтраком было покончено.

Все-таки я заставил себя съесть кусочек тоста и выпить две чашки кофе и окончательно проснулся.

Я надел серо-голубой габардиновый костюм. Потом, не спеша, включил свет у аквариумов, накормил рыбок живыми дафниями, расправил плечи и вышел.

Чувствовалось, что и сегодня день будет жаркий; солнце еще не добралось до зенита, а уже припекало и жгло, упорное и бесцеремонное, как энергичный пешеход на Главной Улице. Ветра не было. Смог щипал глаза, и сквозь него туманно виднелся американский флаг, вяло и неподвижно свисавший над входом в Уилширский Сельский Клуб. Я сел в кадиллак и направился в сторону Норт Уинзор.

Пожалуй, в блузке и коротких брюках она мне нравилась больше, но и в плотно облегающем желтом свитере, белой плиссированной юбке, нейлоновых чулках и коричневых с белым туфлях на каблучках — «гвоздиках» она была живым ответом на вопрос, произошел ли человек от обезьяны.

— С добрым утром, мистер Скотт, — сказала она мягко и приветливо. — Вы так рано, и полны энергии.

— Я вспомнил кое-что, упущенное вчера. Решил заглянуть к вам и поговорить еще раз.

Может быть, ей это было и неприятно, но она открыла дверь и пригласила меня войти. Я вошел и — гм, гм — на том же низком зеленом диване сидел докучный мистер Кэш. В это утро на нем был новый коричневый твидовый костюм, но на лице его было то же угрюмое выражение.

Я бодро сказал:

— Доброе утро.

Он медленно поднялся и встал, широко расставив ноги. Он злобно смотрел на меня.

— Вы, шпион, — сказал он противным голосом, — почему вы не копаетесь в своих бумажках? Вообще, вы когда-нибудь сидите дома?

Мне уже настолько осточертели злобные взгляды и рычание этого надутого типа, что я сказал, не подумав:

— А вы когда-нибудь уходите домой?

Он скрипнул зубами, ноздри его раздулись, и он очутился лицом к лицу со мной. Он схватил меня спереди за сорочку и толкнул меня к двери.

— Вон! — гаркнул он. — Вон отсюда, шпион!

Ничто так быстро не приводит меня в бешенство, как самонадеянность какого-нибудь парня, воображающего, что он может толкать меня куда ему вздумается. Однако я удержал руки по швам и медленно произнес:

— Ну, погоди же, приятель.

Больше я не успел сказать; он приблизился еще на полшага, уперся своей ручищей мне в грудь и толкнул меня. Я отступил на правую ногу, размахнулся и правым кулаком врезал ему в челюсть. Он как будто сложился пополам, только в обратную сторону, и шлепнулся на собственные ягодицы.

Я сказал:

— Забыл предупредить вас, Кэш. Придержите свои лапы.

Он был крепок. Он посидел одно мгновенье, потряс головой, потом начал подниматься с пола.

— Прекратите! Сию минуту прекратите! — Это крикнула Робин, став между нами и топнув четырехдюймовым каблучком. — Вы, животные, — сказала она. — Вести себя не умеете? — Обернувшись к Кэшу, она резко добавила: — Эдди, ты не имел права! В моем доме! Мне стыдно за тебя. Лучше уходи; и возвращайся, когда настроишься на более дружелюбный лад.

Он, наконец, встал, смахнул сзади с брюк пыль, пощупал челюсть и подошел ко мне.

— О’кэй, приятель, — сказал он угрюмо. — Только ошибаетесь: мы еще встретимся.