Яик – светлая река

Солдат покачал головой и подумал: «Этого, видать, словом не смутишь».

Оставив Гречко и Аманкула среди джигитов, Хаким вошел в штаб и обомлел от радости. Молодой Андреев, которого он видел летом, стоял над картой и что-то чертил на ней. На самодельных скамейках вокруг стола сидели бойцы, а перед ними стоял Абдрахман и крутил цигарку из клочка желтой бумаги.

– Ау, Жунусов, вернулся, наконец-то! – радостно сказал Абдрахман, протягивая руку смущенному Хакиму.

Хаким поочередно пожал руки всем и начал не торопясь рассказывать.

Сахипгерей и Абдрахман, Галиаскар и чернолицый крупный незнакомец внимательно слушали юношу.

– Хорошо, по-геройски поступил. Теперь отдохни, поешь и выспись хорошенько, – сказал ему Сахипгерей.

Абдрахман подошел к Хакиму и опустил руку на его плечо:

– Ты, Жунусов, оказал нашему отряду неоценимую услугу: объехал три волости, распространил воззвание Совдепа, узнал и сообщил о джамбейтинских событиях, призвал надежных джигитов в отряд. Все что говорит о том, что ты – достойный солдат революции. И место твое – в наших рядах. Четвертая армия Красной гвардии уже освободила Оренбург и с трех сторон окружила Уральск. На этой неделе Уральск будет освобожден от белых. В освобождении мы тоже примем участие. С севера и запада на город наступают двадцать вторая и двадцать пятая дивизии. Им будет помогать и наш отряд. Вот этот чернолицый человек… – Абдрахман показал на Мамбета, – привел сюда джамбейтинских дружинников. Они сейчас в сорока верстах отсюда дожидаются офицеров из Уила. Чтобы они не ждали понапрасну, мы решили послать за ними твоего товарища Ораза. Он хорошо знает дружинников. А ты, как сказал сейчас Сахипгерей-ага, отдохни и выспись. Вечером двинемся все в сторону Уральска, – закончил Абдрахман.

Хаким порывисто обнял его.

– Абдрахман-ага, я не устал. Вчера мы ночевали в теплой землянке и хорошо выспались. Я вас очень прошу: разрешите вместе с Оразом поехать к дружинникам.

Хаким с мольбой смотрел на Абдрахмана, с нетерпением ожидая ответа этого мужественного человека, о котором в степи рассказывали легенды… Абдрахман взглянул на Мамбета.

– Коль ты так просишь – быть по-твоему, – сказал Абдрахман, снова положив руку на плечо Хакима. – На твоем месте я бы на заре вместе с полком пошел в наступление на Уральск. Ты помнишь, Жунусов, как весной озверевшие банды казаков разгромили Совдеп и бросили в тюрьму его руководителей? Какое счастье теперь увидеть освобождение славных сынов народа!

В эту минуту Абдрахман показался Хакиму необыкновенным: литые смолистые усы и брови, большие, черные, как смородина, глаза на чистом лице, точеный нос, широкие прямые плечи, статная собранная фигура – такая внешность, казалось ему, может быть только у всенародных вожаков. Айтиев говорил о большой важности предстоящего похода, о великой ответственности, говорил для того, чтобы подготовить Хакима. Юноша радовался, как мальчишка.

– Абдрахман-ага, среди дружинников есть мои друзья, которых я не видел целое лето, – сказал он. – А полк я непременно догоню вместе с ними.

– Хорошо, – ответил Абдрахман. – Но трудно догонять тех, кто рвется вперед…

Хаким и Ораз немедленно отправились к дружинникам в Ащисай, чтобы по следам полка привести их в Теректы, а Айтиев и Парамонов, получившие срочный приказ от командования Четвертой армии, выступили со своими частями громить казачьи сотни из дивизии Акутина.

3

Рано утром из аула под Шынгырлау явился Мамбет с двумя лохматыми чучелами под мышкой.

– А ну, кто из вас участвовал в хорошей байге? – громко спросил Мамбет обступивших джигитов.

Стало тихо. Джигиты недоуменно переглянулись. Кто из казахских юношей не участвовал в праздничных скачках? Кто из них не мчался диким наметом по бескрайней степи? Но сейчас все насторожились: что еще мог выдумать неугомонный Мамбет? Лучше помолчать, посмотреть.

Но Аманкул не смутился, выступил вперед.

– Батыр-ага, во всех табунах Дуаны и Анхаты, Кашарсойгана и Ащисая, я думаю, нет такого скакуна, которого бы я не оседлал. Как вам известно, в табунах Шугула – сплошь отборные тонкогривые, длиннохвостые тулпары. А их – от сосунков до шестилетних красавцев – растил и лелеял я, ваш ничтожный братишка. На знаменитом тое потомков Турлана я пришел первым на карем жеребце с белой отметиной! – тараторил Аманкул.

– Откуда ты появился, такой шустрый? – перебил его Мамбет.

Аманкул испуганно отступил назад и понизил голос:

– Батыр-ага, я еще вдобавок легок на коне. Легче шапки становлюсь я на скачках. К тому же ведь уметь надо скакать-то. Надо низко пригнуться к гриве, ноги вытянуть назад, точно пловец в воде, а сам весь тянешься вперед, будто хочешь нырнуть, вместе с конем молнией рассекаешь воздух. Да что говорить, я никогда не отставал в байге, все аулы вдоль Анхаты подтвердят.

– А ты умеешь блеять по-козлиному? – продолжал Мам-бет, чуть улыбаясь.

И Аманкул и все остальные джигиты облегченно вздохнули, заметив, как смягчился голос чернолицего великана.

– По-козлиному не пробовал, а как баран – могу.

– Кто блеет по-бараньи, сумеет и по-козлиному. А волком выть сможешь?