Яик – светлая река

Загипа спряталась за спину Шолпан, которая стояла вытянувшись, точно струна. Она-то очень хорошо поняла жадные взгляды этих страшных кафиров.

Остап что-то шепнул хорунжему. Тот кивнул.

– Вот что, – снова подойдя к Хакиму, проговорил Захар, – поведешь нас до устья реки. Ясно? Иди сейчас домой, собирайся, седлай коня. И мы немножко погреемся и поедем.

Глянув за печку, Захар захихикал, глаза его свали маслеными.

– Вот так-то, родственничек, поведешь, значит, нас. Наш отряд идет по срочному делу. А что такое армейское дело, ты, верно, знаешь, раз реального понюхал. Остапушка, как эта река-то? Соленая, что ли?

– Солянка!

– Переправив через Солянку, выведешь прямо на Бударино. Ну, иди быстро. Гречко, проводи-ка студента домой…

Хаким, оправившись от страха, решил: «Если их нужно только вывести на дорогу – черт с ними! Я бы проводил их до самого Сасая!»

– Хорошо, господин хорунжий! Я проведу вас до Солянки, а дорогу вы дальше и сами найдете – на Бударино одна дорога всего, – сказал Хаким.

– Не волнуйся, тетушка, – успел шепнуть Хаким Макке, – они потому интересовались Халеном, что хотели его заставить проводить их до Бударина. Я вместо него провожу этих людей за аул. У меня дома бумаги, – совсем тихо добавил он, – которые я должен передать Халену. Я оставлю их брату. Он передаст.

– Да забирай же всех с собой, – громко перебила Макка, кивнув в знак того, что она все поняла, – на что они тут нам?

Хаким вышел, пожав плечами. За ним как-то боком направился Гречко…

Хоть Шолпан и выросла в местечке, далеком от города, она видела русских не впервые. В детстве она ездила с отцом на базар. Бойкая, хваткая в работе, она лучше мальчика помогала отцу нагружать на телегу продукты, купленные в городе. А на Меновом Дворе девочка не боялась даже торговаться с русскими, которые закупали скот.

Как-то отец ушел искать Байеса, дал в руки Шолпан поводья и сказал:

– Торгуй, дочка. Я скоро приду. За телку проси двенадцать рублей, за двух валухов – по пять.

Шолпан было даже интересно стоять, наблюдая пеструю базарную толпу, прислушиваться к ее неумолчному гомону.

– Сколь за телку?

Русский, пощипывая светлую бородку, стоял рядом.

– Прошу двенадцать пятьдесят, – солидно ответила Шолпан. – Дешевле двенадцати не отдам!

Русский покачал головой.

– Ай и бойка ты, кызымка! – засмеялся он. – Востроглазая растешь…

Но телку все же купил, не торгуясь.

…Увидев громогласного Остапа, Шолпан подумала: «До чего же отвратителен! И откуда у русских берутся такие черномазые? Словно черный бура. Запрячь бы тебя в плуг, да попахать на тебе, да постегать бы твою толстую спину кнутом!»

Когда Остап закурил, Шолпан даже с интересом наблюдала, как из его широченных ноздрей, словно из труб, повалил дым.

«Как же у него внутренности не сгорят?» – подумала Шолпан. Она впервые видела, как курят.

А Остап буквально пожирал ее глазами, готов был наброситься на Шолпан, словно хищник. Приближаясь к ней, он старался радостно улыбнуться, но вместо улыбки лицо его исказила какая-то гнусная похотливая гримаса.

– Чего тебе надо, проклятый? Чего лезешь, как бешеный бык? – сердито закричала Шолпан.

– Ты не бойся. Я не съем тебя, – пророкотал Остап.

Шолпан, оставив Загипу, перепрыгнула на другую сторону очага. Но тут ее настиг Захар.

Сильным движением Шолпан вырвалась, отбиваясь локтями. Хорунжий показался ей намного тоньше и слабее черного Остапа.

«С этим-то я справлюсь!» – подумала она. Но Захар оказался сильнее, чем она предполагала. Он снова схватил ее и, уже не разжимая крепких объятий, стал жадно целовать в губы.

– Проклятый! – закричала Шолпан, вырываясь. – Пусти, окаянный, слюнявый дьявол! – и презрительно сплюнула.

Хорунжий, гордо выпятив грудь, сказал как мог ласково:

– Не бойся. Ты очень хорошая девушка и сразу приглянулась мне. Ты похожа на наших девушек. Ты сильная, ты красивая…

И тут Шолпан ухитрилась наконец схватить клещи. Потрясая ими, она заговорила:

– Ты думаешь, что от одного страха прижму тебя к своей груди? Да будь ты проклят! Да чтоб тебе пусто было! Видел вот это? – она взмахнула клещами. – Хочешь жить – замри. Иначе последние мозги вышибу из башки!

А в это время Остап переключился на Загипу. Девушке показался просто чудовищем этот щетинистый верзила, с плоским лицом, потрескавшимся от ветра, с налитыми кровью бычьими глазами. Загипа забилась в угол, а Остап, растопырив руки, двигался к ней. Почти потерявшую сознание девушку Остап поднял одной правой ручищей и отнес в соседнюю комнату, что-то рыча себе под нос.

Шолпан же подошла вдруг к хорунжему с улыбкой, словно была готова обнять его.

– Хорошо! – кивнула она головой, с ужасом прислушиваясь к стонам Загипы, доносящимся из другой комнаты. – Иди поближе…

Захар подошел.

– Ах, – сказала Шолпан, уцепившись за шашку хорунжего, – ну зачем тебе эта штука? Носишься с ней, ровно овца с палкой, которую ей привязывают на шею, чтоб не чесала свои раны…

Хорунжий стал покорно снимать шашку. Он и шинель бы снял в эту минуту!