Яйца раздора

«А собаку-то на цепи никто без присмотра не оставит, — подумала я. — Ее же кормить надо. Значит, либо хозяйка сама скоро вернется, либо собаку соседи кормят.

— С соседями нужно поговорить, — сказала я. — Наверняка они знают, где Марта.

Лялька с дедом Василем двинулись к соседнему палисаднику, а я решила обойти дом и осмотреться.

Дом был действительно большой и «справный», как сказал дед Василь. Такой еще целый век простоит, и ничего ему не сделается. Но в одном старик был прав. Для того чтобы содержать в порядке такие хоромы, действительно нужна мужская рука, а точнее руки. И не просто руки, а умелые руки. Это я по своей даче знаю. Там постоянно нужно что-то ремонтировать, перестраивать, перекрашивать и так далее... Но мы-то, как правило, нанимаем рабочих и оплачиваем их труды. А откуда у Марты такие деньги? Впрочем, может, ей родственники помогают?

— Марьяночка, — вдруг донесся до меня чуть слышный голос. — Марьяночка, это я Фира.

Я остановилась, как вкопанная, и покрутила головой. Откуда доносился голос, было неясно.

— Я здесь, — снова послышался голос, — в сарае.

— Фира? — тоже шепотом спросила я.

— Да, то есть нет. Я теперь не Фира, а Яков Ефимович.

— О-о-о!.. — выдохнула я. Видать не зря тетя Вика Белые столбы поминала. Сбрендил старик. Совсем с катушек соскочил.

Я подошла ближе к сараю и, делая вид, что рассматриваю стену (хотя что, собственно, на ней рассматривать?), тихо спросила:

— Ты живой? Тьфу! То есть ты хорошо себя чувствуешь?

— Да живой я, живой. А что случилось-то? Ты зачем приехала? С Викусей что-нибудь?

— Это я у тебя хочу узнать, что случилось, — уже совсем другим тоном осведомилась я.

Теперь, когда выяснилось, что Фира жив и здоров, хотя и не совсем, если принять во внимание тот факт, что он теперь не Фира, а Яков Ефимович (хорошо, что не Ричард Львиное Сердце), меня разбирала злость на этого искателя приключений. Мы бросаем все дела, мчимся, можно сказать, в другую страну, чтобы найти этого кошмарика, а он с раздвоением личности сидит в чужом сарае и даже не выходит оттуда, чтобы поздороваться.

— Опять в казаков-разбойников играешь? — повысила я голос. — Не наигрался за семьдесят лет? Ты хоть знаешь, что там с тетей Викой в Киеве творится? От тебя пятый день — ни слуху, ни духу. Мы уже не знали, что и думать. А ну выходи быстро!

Звякнула щеколда, и моим очам предстал Фира, живой и здоровый и даже щегольски одетый (в соответствии с его, разумеется, представлениями о моде) и аккуратно причесанный. Я с удивлением уставилась на старика. Вообще-то Фира и раньше любил выпендриться «во все заграничное», как он говорил. Тем более что возможность у него такая была. От моего отца ему доставались фирменные куртки и джемпера. И несмотря на то, что Викентий Павлович — мужчина крупный и высокий, тетя Вика как-то умудрялась перешивать его шмотки для маленького и тщедушного Фиры. От Степки некоторое время Фире перепадали джинсы и кроссовки. Но после того как Степан вымахал под потолок, а ноги его достигли сорок пятого размера, джинсы и кроссовки Фира стал донашивать уже после меня.

Сейчас на Фире красовались мои голубые джинсы, красный отцов джемпер, давным-давно привезенный мамой из Италии, и что больше всего поразило мое воображение — шейный платок, кокетливо повязанный и выглядывающий из расстегнутого ворота рубашки.

— Ты чего это? — удивилась я. — Чего так вырядился?

Фира покосился на рукав своего, а в прошлом отцова кроваво-красного джемпера, поправил на шее платочек и, неопределенно мотнув головой, ничего не ответил. А напротив даже спросил:

— А ты чего приехала-то, Марьяночка? Случилось, что ли, что?

Я строго поглядела на старика.

— Случилось! — процедила я. — Вообще-то ты пропал! А в остальном, прекрасная маркиза...

Не успела я договорить, как Фира бросился мне на шею и задушил в объятиях.

— Неужто из-за меня приехала? — обрадовался он. — Вот спасибочки, Марьяночка! Вот спасибочки!

Некоторое время он прыгал возле меня, изображая радость от встречи, потом оглянулся по сторонам и, понизив голос почти до шепота, сообщил:

— А я как иномарку-то у ворот увидел, так сразу подумал, что это Светка с Борькой из Киева приехали. А как же я им покажусь-то? Я ж теперь не я, а Яшка-боцман.

Нехорошие подозрения снова закрались в мою душу.

— Ты же недавно говорил, что ты Яков Ефимович, — осторожно напомнила я. — А теперь уже Яшка-боцман?

Я стала подозревать у Фиры не раздвоение, а растроение личности.

В этот момент во двор въехали забрызганные грязью «Жигули» и остановились напротив крыльца. Худой, длинный мужик с вислыми пшеничными усами выбрался из машины и, обежав ее вокруг, галантно открыл дверцу статной русоволосой красавице. Судя по всему, это и была сама хозяйка дома. На вид ей было лет пятьдесят пять — пятьдесят шесть (я в возрастах не разбираюсь), но выглядела она еще очень ничего. Смуглая, кареглазая, с румянцем во всю щеку...

В общем, болыпехолмских мужиков понять можно — не только дом хорош, но и хозяйка хороша.

Заслышав шум автомобиля, Фира опрометью бросился в сарай.