Яйца раздора

Мне же отнюдь не спалось. Я лежала с открытыми глазами, прислушивалась к каждому шороху и все думала и думала про события последних дней. Что-то мне во всей этой истории с коробками казалось странным. Тридцать тысяч долларов — сумма, бесспорно, хорошая, но все же не настолько, чтобы ради нее пойти на двойное убийство. Аварию на дороге я по необъяснимым пока для себя причинам тоже причисляла к нашим злоключениям. Мне все-таки казалось очень подозрительным, что машина такой же, как у меня марки, точно такого же цвета и с похожим номером оказалась в кювете. При этом оба пассажира погибли.

Вдруг мне показалось, что под окнами кто-то ходит. Ночью в деревне каждый шорох слышен. Это вам не город, где гул машин стоит и днем и ночью. Здесь тишина такая...

Шорох внизу повторился, и я, вскочив с кровати, на цыпочках подкралась к окну. Высовываться наружу я, естественно, не стала — меня бы сразу заметили, поэтому я чуть-чуть отодвинула край занавески и сквозь щелку посмотрела вниз. Радиус обзора у меня был настолько мал, что увидеть что-либо, кроме куста сирени и края скамейки под ним, мне не удалось.

Тогда я перебежала к другому окну в надежде, что здесь мне повезет больше. Но ничего подобного. Здесь было то же самое. Для того чтобы что-нибудь увидеть, нужно было по пояс вылезти из окна, а тогда еще неизвестно, что бы могло произойти. В нас сегодня уже, между прочим, стреляли. Так что лучше не высовываться и сидеть тихо. Пусть там кто угодно ходит. Впрочем... А вдруг он или они (кто знает, сколько их там, этих наших недоброжелателей) захотят опять залезть в дом? Доллары-то я припрятала.

Я снова забралась в постель и, обмотавшись одеялом, уселась по-турецки.

Спать я уже, естественно, не могла — одолевали страх и думы.

Я сидела, раскачиваясь взад-вперед, и мысленно причитала: «Что же делать, что же делать? Что же делать, что же делать?»

— Спать, черт побери, — сквозь сон пробурчала Лялька. — Хватит уже скакать и причитать. Спи лучше.

Видно, я уже давно думала вслух и разбудила ее своим бормотанием.

Я послушно упала на подушки, но спать не собиралась.

«Почему, собственно, не звонит Макс? — спрашивала я себя. — Обещал ведь еще вчера позвонить и не позвонил».

Я посмотрела в окно. Полоска неба, виднеющаяся между цветастыми занавесками, становилась все светлее и светлее. Скоро утро. И это радует. Все-таки при свете дня чувствуешь себя намного увереннее.

Немного успокоившись, я не заметила, как задремала.

Разбудил меня телефонный звонок. Я подскочила, как ошпаренная — думала, что наконец-то мне Макс звонит, но ошиблась. Надрывался не мой, а Лялькин аппарат. Та же по-прежнему дрыхла богатырским сном, и никакие трели, жалко имитирующие бессмертного Моцарта, не в силах были ее разбудить. Странно даже, что ночью она могла проснуться от моего шепота.

— Ляль, проснись, — позвала я, — телефон звонит.

Никакой реакции.

— Лялька! — гаркнула я. — Телефон!

Лялька в ответ только перевернулась на другой бок.

— Тьфу, ты, черт, — плюнула я и потянулась к тумбочке за ее аппаратом. — Алле, — просипела я в трубку утренним голосом. — Слушаю вас.

— Где тебя черти носят?!! — был мне ответ. — Ты что, твою мать, нервы мне мотаешь?!! Какого хрена?!! Мы где с тобой договаривались праздники встречать?!!

Я едва успевала раскрывать рот, но вставить хоть слово в водопад ругательств мне не удавалось.

— Эй!.. — пыталась прорваться я сквозь этот словесный поток. — Эй, Борис!