Яйцо Чингисхана или Вася-василиск

Однако не успел он завершить истерику, как заметил штурмгевер на недалекой ветке, видимо, взрывом туда зашвырнуло. Причем, как показала проверка, оружие было по-прежнему в ажуре. А вот несколько ближайших деревьев уже полыхали, так что он оттащил врагиню еще дальше в лес и устроил ее на сорванных лапах ели. Что теперь? Василий сперва расстегнул ворот девушки и потрогал комбинезон изнутри — пока тот грел, хотя и слабенько. Но скоро он превратится в ледяную раковину. Кстати, выглянувшая из расстегнутого ворота девичья шейка вызвала только острую ненависть — ведь она служила орудием соблазнения и погубления.

Преодолев неприязнь, Василий решил оказать вредной девке первую помощь, а затем бросить на произвол судьбы. Наверняка в ее комбинезон вмонтирован маячок, так что дружки отыщут. Ну, а не найдут, значит кара ей за грехи окончательная и бесповоротная.

Василий вскрыл медпакет и для начала воспользовался диагностическим электромагнитно-ультразвуковым сканером. Он провел им возле Зининой головы, затем налепил на нее плоские датчики для снятия энцефалограммы. Череп был цел, однако бодик, проанализировав сообщения приборов, сказал: «Не исключен ушиб мозга, альфа-ритм внушает некоторые опасения. Однако без томографа ничего тут не узнаешь наверняка. Будем надеяться, что срочная трепанация для снятия внутричерепного давления не требуется.» Затем Василий потянул молнию на Зинином рукаве и по открывшейся белой полосе на ее коже сразу догадался, что случился перелом. В медпакете имелась временная шина, Василий установил ее, следуя указаниям боди-компа, а затем надул внешний протектор.

Дальнейшее сканирование и тесты показали, что остальные кости в порядке, хотя не обошлось без ушиба селезенки и внутреннего кровоизлияния в соединительной ткани брюшной полости.

Во время этих манипуляций пришлось еще подрасстегнуть Зинин комбинезон. Под ним, на самой женщине, не оказалось ничего кроме трусиков, чего и следовало ожидать в случае с саморазогревающейся одеждой. Ее тело, худое, бледное и узкое, с заметными ребрышками и кострецами, сейчас вызывало смешанное чувство неприязни и жалости, однако не похоть и не желание разорвать на куски.

Василий сделал все необходимые уколы — антибиотик, противоспалительное. Но как с Зиной теперь поступить? Оставить здесь? Обогрев-то комбинезона окончательно сдохнет через пару часов, и в самом деле неизвестно, найдут ли девку за это время ее кореша. Да и волки могут погрызть. Возникла здравая мысль: а не пристрелить ли, чтоб не мучилась? Но Василию эта мысль не слишком понравилась.

Значит, тащить с собой. Но тяжелый леденеющий бронекомбез, да еще с вмонтированным маяком, совершенно не нужен. Отдать ей свой белый комбинезончик? Во-первых, она этого не заслужила, во-вторых, это будет кошмар для него, а ей не поможет — слишком он тонкий.

Постояв с минуту в тягостном раздумьи, Василий стал стягивать с себя медицинский комбинезон и свитер и штаны. Потом, оголив Зину, надел на нее свои, вернее, трофейные, вещи. И в конце концов оценил свой оставшийся наряд — рубаха, поверх нее жилет; вверх вроде прикрыт достаточно, но низ!

Вплоть до ботинок ноги были голые и беззащитные, на мужские достоинства активно поддувало. Василий оторвал рукава от рубахи и устроил себе подобие набедренной повязки. Стало лучше внизу, по части обороны чресел, но зато оголились руки и вообще он теперь напоминал сам себе индийского йога, в результате неудачной медитации-левитации оказавшегося в сибирской тайге.

Но в любом случае пора было двигаться в путь. На юго-восток. Сперва он тащил Зину на еловых лапах, но каменистая почва ее нещадно бросала, да так что тело вообще скатывалась с носилок-тащилок. Тогда Василий взвалил противницу на спину, заодно связав тряпкой ее запястья у себя на шее, чтобы как-то зафиксировать ее верхнюю часть. Поначалу девушка показалась легкой, но спустя пару километров она уже напоминала штангу тяжелоатлета, и руки совсем обессилели, поддерживая ее за колени. Если бы хоть кормежка имелась, кабы было что пожевать во время этого мрачного похода, напоминающего отступление французов от Москвы и наступление русских на Шипке.

Вскоре Василий бросил поддерживать ноги девушки, они теперь тоскливо волочились по камням и снежной пелеринке, и только старался не отпускать ее руки, чтобы тряпка не передавила его горло.

Так ему хотелось сейчас, чтобы Зина очнулась и сказала на манер раненных партизан из занюханных фильмов: «Брось, командир.» Но она не подавала голос из своего обморока, и как-то неудобно было отшвыривать совершенно безропотного человека.

Он протащился еще километров семь по пересеченной гористой местности и понял, что дальше не может. Зина, как выяснилось по опыту, была не худой и тонкой девицей, а жирной раскормленной кобылой.

Наконец он сказал «капут» и, прислонив вражескую женщину спиной к какому-то валуну, хотел поскорее удалиться, чтобы не расстраиваться от вида ее замерзания и кончины.

Но именно в этот момент она прошептала:

— Пить!